Яна. Ангел частенько наведывался в различные бары и пабы, где любили кутить темные. Пропустить пару стаканчиков ирландского виски, побеседовать за жизнь со знакомой демоницей, расслабиться – это он любил. Но стычки между светлыми и темными в таких местах, были не редкостью. Конечно же, когда телу наносился ущерб оружием темного, залечить такие раны, светлые могли только в лазарете Келестис, главой которого и был Рафаил. Как бы то ни было, но Иоанн было одно из имен Яна.
Что же касается темных, то в большинстве своем это были мускулистые и брутальные демоны, славящиеся своей стихией огня. Прожженные сердцееды, сплошь покрытые татуировками. У них был свой кодекс и свои правила, которые, тем не менее, постоянно нарушались.
Но для светлых их законы были непреложны. И Ян был обязан соблюдать их. Ангелу не хотелось вновь отправиться в Нижнюю Аиду, или, тем более, лишаться крыльев. Крылья – вот, что было для него всем.
Сунув ноги в домашние тапки, заботливо оставленные Анжеликой, ангел прихватил чашки с кофейником и направился на кухню. Хозяйки уже не было дома, и только в коридоре четко ощущался цветочный парфюм. Неудачно задев дверь в ванную, Ян пролил себе на руки остатки кофе. Кипяток обжег ладони, и ангел стиснул зубы, чтобы не выругаться, хотя мысленно выкрикивал проклятья.
Подставив обожжённые руки под ледяную струю воды в раковине, наблюдал как кожа сначала покраснела, покрывшись багровыми пятнами, а затем резко побелела. Быстрая регенерация тканей была очень кстати. Пока Ян держал руки под краном, ему отчего-то вспомнилась его собственная смерть.
«Это случилось в конце XIV века в Праге. Тогда, я занимал должность духовника Королевы. Ян Непомуцкий или Иоанн Непомук – простой люд произносил мое имя с надеждой и трепетом. Тот, кому дворянство, поверяло тайны своих душ, которые я так тщательно хранил. Серый Кардинал – вот кем я был…
Развитие конфликта, между Королем Вацлавом IV, вмешавшимся в дела Церкви и Высшим духовенством страны, привело к тому, что я впал в его немилость. По приказу Короля, я и двое моих учеников были схвачены и заточены в тюрьму. Я вспоминаю: вонь и сырость холодной темницы, шуршание крысиных хвостов по скользким плитам пола. Невыносимую жажду и голод, от которых мое старое тело впадало в постоянное беспамятство. Тьма, застилавшая мои тусклые глаза, была благословением Божьим – двум молодым священникам рядом со мной было отказано в этом счастье. День за днем, они истощались, делаясь похожими на скелеты, обтянутые серой кожей, их избитые, замученные от пыток тела со сломанными пальцами и ребрами, скручивались от постоянного холода, лежа каждый в своем углу на жалкой холщовой подстилке. Господь наш всевидящ – его слугам оставалось недолго мучиться. Мои протеже были избавлены от заточения – их отпустили… Я остался один и это дало мне легкую надежду на то, что скоро, и я буду избавлен от этих оков.
Но свету было суждено померкнуть, в момент, когда