Kokorina
«9 ЖИЗНЕЙ»
Внутренний мир, порождение подсознания.
Сотни ночей, единственное желание.
Сотни свечей в злачёном резном подсвечнике,
Сотни речей в серебряном наконечнике.
Стая волков захлебнулась жестоким воем.
Нас учили не жить, нас учили умирать стоя,
Нас учили не ныть, хоть разрезанными стрелою.
Эта дерзкая прыть лишь между тобой и мною.
Нас учили бежать до конца, до самóй границы,
Где на стыке миров искрятся огнём зарницы,
Где безлики улыбки, а всадники безголовы,
Где чужие крики заглушит простое слово.
Это смелый полёт, хоть тело не движется с места.
Пусть не верит никто, но я все равно невеста.
Пусть не мерит никто длину и размеры мозга.
Пусть не клеят кумиров из глины или из воска.
Ты читаешь речи в нацистском стальном мундире,
Салютуешь битвам, а я все грущу о мире.
Салютуешь бритвам, а я набираю ванну.
Салютуешь литрам, а я ожидаю манну.
Ты египетский жрец, священник из града Фивы.
Ну, а я – писец, в моей власти царей архивы.
Ну, а я – певец, и мой голос тебя тревожит.
Ну, а я – слепец, что доводит тебя до дрожи.
Переливы неона и солнце таятся в склянке.
Белой мушкой ползет вещество по открытой ранке.
И ловушкой клацнет смертельный захват железа.
Все игрушки сдохнут от твоего пореза.
Ты – суровый схимник, могущественный Заратустра.
Ты живешь в пустыне, доводишь себя до хруста.
Ты лежишь на камне и дождь принимаешь в зево.
Ты придешь неслышно, достанешь меня из хлева.
Ты – разбойник грозный, развратничаешь умело.
Ну, а я приду и встану напротив смело.
Сорву с тебя мясо и кожу для барабана.
Будем с тобой, словно Робин и Мариана.
Я – богиня Кали, а ты – как великий Шива.
Мир смущен и не может видеть такого дива.
Побежден, и летят свирепо тугие реки.
Развращен. И закроет тихо навечно веки.
Мы пройдем с тобою на пару сквозь сотни жизней.
Умрем, воскреснем. Что может быть капризней?
Всегда вдвоём, как две стороны медали.
Ходи конем! Привет, новый мир, не ждали?
«Я тихо забываюсь в объятиях теней…»
Я тихо забываюсь в объятиях теней,
И на щеках блестят рубиновые капли,
Сжигает изнутри растление углей.
Сражаются во мне поломанные сабли.
Цепями окольцована лампада,
Тускнеет огонёк, танцующий гопак,
Ему от жизни большего не надо,
Источник па бы только не иссяк.
Смотрю я на него, не налюбуюсь,
Хочу, как он плясать в усладу тем,
С кем сердцем я когда-нибудь срифмуюсь,
С кем сочинила несколько поэм.
Но тот, без чьей руки потухнет пламя,
Не прячет