ужимки, прыжки.
Лихо машут руками, платками
И съедают банана вершки.
Апельсин рядом с винною бочкой,
Топот слышен как стадо коней,
Новогодняя ставится точка,
Под мигание ярких огней.
Обезьянки, гориллы уныло
Оседают устало на стул,
Выпивают, съедают, остыло…
Еще часик и ветер всех сдул.
«И рождество вошло в свои края…»
И рождество вошло в свои края
Без лишнего помпезного сиянья,
Всем баннеры, как звездочки, даря
Для нового в их жизни созидания.
И хочется уткнуться Вам в плечо,
Почувствовать еще благословенье.
Мне одиноко, в мыслях горячо
Перебирать все прожитые звенья.
Нужна поддержка добрых, честных рук.
Мне нужен голос сильный и хороший,
Мне нужен Вы, мой верный, мудрый друг,
Вы в Рождество неистово пригожий.
Все миражи, как праздников парад,
И Вы мираж, проживший без ладоней,
Вы рады мне. А кто судьбе не рад?
Вы далеко, не слышно сердца тоны.
И лишь мороз остался за окном,
Холодный воздух звездного сиянья,
И каждый человек немного гном,
Перед величием звездного послания.
«Есть что-то общее в поэтах…»
Есть что-то общее в поэтах,
Их тихий взгляд, блаженный вид.
Они спокойные при свете,
Они в стихах подпольный гид.
В них суета спокойных опций,
Меланхоличность светлых дней,
И мысли их спокойных порций,
Где в рифмах с ним, а может с ней.
Такими сделала природа.
И летописцы всех дождей,
От чувств своих тоске в угоду
Бывают жрицы новостей.
Когда все вместе, это редко,
От них идет ионный пыл,
И каждый что-то скажет метко,
Потом поникнет. Все. Остыл.
Такие странные создания,
Какие славные умы,
Все летописцы мироздания,
Что выжимают луч из тьмы.
«Пролетели строчки как года…»
Пролетели строчки как года,
Линии зеленого на черном,
Так доска нам стала навсегда,
Просто так, Акадом унесенной.
Было ли: доска и ватман друг,
Циркуль, карандаш еще линейки,
И графит творил за кругом круг,
Рисовал как ветер занавески.
А сейчас компьютер, мышка – прыг,
Стали для конструктора как кульман,
В дисководе слышен дикий рык,
И программы стали нашим культом.
Голуби из цифр и редких слов,
Зеленеют, бегая по полю,
Точки забелели, словно корм,
Я себя совсем здесь не неволю.
Тридцать два я года с чертежом,
Несколько он тоже изменился,
И Акад мне стал теперь пажом,
Скорости, конечно, он добился.
Плоттер