ир Мы говорим на разных языках, и вещи, о которых мы говорим, от этого: – Меняются!
Часть первая
Глава 1
Чистые или Патриаршие?
Смысл только один:
– После смерти:
– Всё только начинается. – Из чего следует, что гробовщик Адриян Прохоров не только чуть не проспал похороны купчихи Трюхиной, но, что еще важнее:
– Полностью проспал свои собственные похороны, – и очутился на том свете, как будто просто так:
– Взял и пришел, – ибо:
– А хоронить-то некому, если гробовщик сам умер раньше времени. – Более того, раньше даже своих похорон.
Так бывает? Очевидно, что да, если Пушкин послал нам уведомление об этом. О чем? О том, что живем мы, как и Германн в:
– Семнадцатому нумере Обуховской больницы.
Только не надо категорически путать ее с сумасшедшим домом, ибо переводится это место, Земля, как место, где:
– Проходит Их – Хомо Сапиенсов – Ини-ци-а-ци-я-я-я.
Ну, и значится, видим, как на бульваре мечутся двое в поисках чего-нибудь холодненького.
– Пиво есть?
– Пиво теплое.
– Но без хлорки?
– Хлорка перебивается пивом, поэтому узнать нельзя. Тем более, пиво только в бутылках.
– Почему?
– Вам надо разбавленное, что ли?
– Не хотелось бы.
– Есть пару бутылок чешского. В холодильнике.
– Давайте!
– Вы хотя бы слышали когда-нибудь, скока такое пиво стоит?
– Ну, две цены, наверное, – сказал один.
– Много, я считаю, полторы достаточно, – сказал второй.
– Если денег мало, берите одну в виде холодной, другую, как теплую.
– Нет, нет, в такую жару теплое не пьют, – сказал первый, которого звали ММ – Михаил Маленький.
– Тем более, если я буду пить холодное, он, естественно теплое не захочет, – сказал второй, его звали Германн Майор.
Вот именно так Германн – с двумя НН, как в Пиковой Даме, что должно, видимо, было означать такую степень серьезности, что, нет:
– Не обязательно с ума сойду на 101 километр или в Кащенко, а:
– Трагедия произойдет обязательно. – Как в данном случае:
– Даже из-за пива, – если оно недостаточно комфортабельно охлаждено.
Майор – потому что любимой его фразой, с которой он начинал каждое свое выступление на заседаниях Союза была:
– Зажирели вы здесь, на вольном-то поселении. – И иногда добавлял, если был очень рассержен:
– А Зона не далеко, – и некоторые особо чувствительные дамочки действительно падали в обморок. – И тогда он мрачно добавлял – это было, правда, когда он был председателем Союза – что бывало не каждый год:
– Держать строй!
И это всё несмотря на то, что фамилия Майор – была настоящая.
– А эта, как ее, знаменитая апельсиновая-то есть хоть? – спросил он.
– Была, – ответила буфетчица, – да кончилась.
– Давно?
– Лет тридцать назад, кажется. Теперь тоже есть, но тока фанта.
– Нет, она слишком сладкая, а у меня подозревают диабет.
– Что значит, подозревают? Взяли бы да проверили.
– Боюсь. И знаете почему? Боюсь тогда в Берендей не пустят.
– Кто? – испугался даже Михаил.
– Диабет.
– Действительно, вдруг его на самом деле нет.
– Ну, вы выбрали что-нибудь, а то я сама хочу пойти выпить кофе.
– Может быть, и нам кофе? – спросил Михаил.
– Оно хотя бы с пенкой? – спросил Майор.
– Кофеварка немецкая, – ответила барменша, – Эрика Краузе.
– Эрика? Чё-то не слышал, – сказал Германн Майор, – а ты? – он хлопнул по плечу напарника.
Правда, напарниками они не были, а так приняла решение барменша. И выразила свою мысль фигурально:
– На дело собрались?
– Естественно, – только и мог ответить Миша, у которого ноги были не то, что коротковаты, но было бы лучше, как часто думал он:
– Если бы они могли вытянуть его рост со 175-ти до 185-ти санти. – Другие не особенно жалуются и на 165, даже на 160, а тут, действительно закономерно:
– Очень надо 185. – Нет, тянут уже, но где? Неизвестно. Тем более известно, что надо для этого дела ломать прежние нохги:
– Обязательно. – Не хотелось бы лишаться того, что есть во имя того, что хочется. А с другой стороны, так могут и признать:
– За чужого