в нос… Мика будет держать тебя за руку… всё займёт буквально 15—20 минут…
Мстислав колебался; Михаил, доставая гипс, воду и прочие принадлежности, продолжал говорить:
– Зато сходство будет изумительное, а чтобы оно не было уж совсем протокольным, как посмертная маска, – (Мстислав испуганно вздрогнул…) – я поработаю, вдохну жизнь, творчески, комплиментарно… Ну, вот – как Хижа портреты парадные создаёт, – и похоже, и красиво! Будешь молодой и гордый в мраморе или в бронзе… с твоим профилем, воистину римским, орлом смотреть будешь, именно смотреть! – знаешь, в эпоху Ренессанса двояким образом изображали глаза в скульптуре. Для героических портретов, Цезарь вот, к примеру, взгляд обозначался высверливанием отверстия на месте зрачка, иногда – двух. А вот при лепке святых или мадонны глаза, как правило, сохраняли негравированными. Так Микеланджело высек зрачки и радужки у Давида и Моисея, но оставил нетронутыми белки глаз Мадонны или статуй в капелле Медичи. Тут ведь глубокий философский и сакральный смысл заложен. Ложись, давай, помнишь, как говорил Юлий Цезарь – «Великие начинания даже не надо обдумывать, надо взяться за дело, иначе, заметив трудность, отступишь».
В Хмельчика вошёл дух Цезаря, и он отважно согласился снять гипсовую маску. Его уложили, и Подозёров с помощью «Мики», а на самом деле, молодого скульптора Арлекина, начал священнодействовать.
Готовя и накладывая гипс, Михаил думал, что вот, похоже, Мстислав безоговорочно воспринял Арлекина в виде девушки – состоялся визуальный посыл к чувственному эротическому восприятию, мужской дух он, как бы и не учуял, хотя, конечно, Арлекин очень андрогинное создание, наверное, и женских гормонов у него в избытке… А вот Поляков (Михаил покосился на троицу, увлечённую регги), Поляков, кажется, не вполне доверяя зрительному образу, принюхивается, трепеща ноздрями и слегка касаясь то локтя «Николы», то коленки, как бы случайно, мимолётно, как бы приучая к своим прикосновениям. Причём, делает это так естественно, что наивная Нина-«Никола», казалось, не замечала гомосексуального подтекста и с интересом слушала Растамана, рассуждавшего о растаманской культуре, как основе хиппизма.
Адик с Павлом продолжали свой нескончаемый спор, теперь об импрессионизме в живописи и в скульптуре, блистая эрудицией и ни в чем не соглашаясь друг с другом.
Хижа, поглядывая на процедуру накладывания гипса, продолжал уговаривать Алёну и Цветкова поступать на дневное обучение, на Графический факультет.
Двое-трое скульпторов, учеников Подозёрова, пребывали вокруг него на лёгком подхвате и, наблюдая процесс, слушали его объяснения. Мстислав, которому было велено лежать тихо и не гримасничать, вообразил себя уснувшей Джульеттой в склепе и еле заметно дышал сквозь резиновые трубочки в ноздрях, «Мика» держала его за руку.
Тут в дверях подсобки появился оживший кладоискатель-натурщик, уже без плащ-палатки и шапки, без костяной