скорее, Смирнов!
Стремление помочь объединяет больных и здоровых, богатых и бедных; в эту минуту все забыли, сколько заплатили за лечение, какие эксклюзивные услуги должны получить и как тщательно персонал должен пестовать высокое социальное положение своих клиентов. Под конец мужичок совсем обессилел, но остался жить; дыхание стало равным, кровавый кашель прекратился. Соседи по койкам получили массу эмоций; почище, чем сходить на крутой боевик.
– Ну, девочки, респект! Точно помереть не дадите.
Варька довольно улыбнулась в ответ:
– От нас просто так не отделаешься, Смирнов. Не в этой блатной больничке выращены.
Успокоились, поставили капать пару доз крови, решили сделать перерыв и пойти выпить чаю. В коридоре обнаружился херувимчик с бабушкой, про которого я на тот момент благополучно забыла. Сидел в маленьком кресле для посетителей и смиренно ждал. Две женщины, залитые кровью с ног до головы, бледные и напряженные, как стальная нитка, смотрели на него не очень добрым взглядом.
– Елена Андреевна, мы сегодня не вовремя? Может, отложить до следующей недели?
Страшно хотелось нахамить.
– Идите, батюшка, уже можно. Теперь ваш черед; как говорится, после молитвы божьей больной пошел на поправку. А точнее, после трех часов реанимационных мероприятий.
Парень сделал вид, что не заметил моего сарказма.
– Спасибо, мы ненадолго сегодня.
Тут я вспомнила про Женьку и ее новорожденного.
– Батюшка, мне бумажка нужна, типа я вся безгрешная и могу быть крестной мамой. Только сразу говорю – ходить исповедоваться времени нет.
– Конечно, Елена Андреевна, я перед уходом напишу. Только бланк принесу из машины.
Обливание в тот день начали с меня и Вари; потом больные, а потом тихо по-семейному пили все вместе чай, да в конце опрокинули по паре рюмок дежурного коньяка.
– Святой отец, вам же за руль.
– Меня не останавливают, Варенька. Да и вожу аккуратно.
– Вот оно, коррупция. Не совестно же вам.
– Ничего, Бог поможет, доедем.
– Не сомневаюсь.
В тот день херувимчик не поленился вернуться на стоянку за бумагами и оставил мне индульгенцию. Много раз еще мы все вместе пили чай; однако ни религию, ни господина Дарвина не обсуждали.
Женькину прелестную девочку окрестили перед майскими праздниками и затем устроили вторую вылазку в Финляндию. Семья Костика не присоединилась, уехали путешествовать по Европе. Все женщины, включая меня, с огромным энтузиазмом таскали на руках маленький розовый кулечек с раннего утра до поздней ночи. Девочка уже проявила себя крайне спокойным ребенком. Хотя на самом деле выбора у нее не оставалось; спать приходилось исключительно под аккомпанемент детской беготни и громких женских разговоров. По дороге домой уставшая от общения Катька заснула, а я на пике воодушевления неосторожно затеяла разговор.
– Сережа, давай родим. Мы же еще молодые.
– Ну что ты возбудилась, Лен? Мне уже сорок шесть, забыла? Я даже для Кати староват.
– Мужики