и им ни к чему уже любовь и преданность. Да и не спешат боги восстанавливать справедливость. Греки знали это, в давнем мифе говорилось совсем о другом – Асклепий воскресил царевича против воли Зевса. И молния сожгла того, кто преступил закон Неба. Ипполит – живой ли, мертвый – исчез, погибла Федра, погиб Тезей. А несчастная Арисия – была ли она вообще?
На этот раз в кофейне «Прокоп» было людно. За столиками не оказалось свободных мест, и я с трудом протолкался к стойке. Хозяин, рассылавший «мальчиков» налево и направо, тут же заметил меня и ухмыльнулся:
– Рамо слушали, гражданин? Вам крепкий? Без сахара?
Память у него была неплохая.
– Без сахара, – согласился я. – Очень крепкий.
Наследник достойного Прокопа кивнул, что-то шепнул очередному «мальчику» и вновь повернулся ко мне:
– Ну и как вам постановка?
– Градоправительница Федра хороша, – усмехнулся я. – А «Марсельеза» еще лучше.
– Сильно свистели?
– Не очень. Больше шикали.
– Ну, это ничего, – подытожил хозяин. – Да вы садитесь, гражданин! Вон, место освободилось!
Действительно, одно место за маленьким столиком у окна было свободно. Я поблагодарил и хотел последовать его совету, но хозяин предостерегающе поднял руку:
– Только вы с тем парнем… что за столиком… поосторожнее. Не в себе он.
Странно, тот, кто сидел у окна, никак не производил такого впечатления. Статный черноволосый парень в прекрасно сшитом сюртуке, пышный галстук завязан по последней моде.
– Шарль Вильбоа, – шепнул хозяин. – Журналист. Вы с ним не разговаривайте! У него три дня назад погибла невеста. Так что вы лучше…
Я кивнул. На душе было скверно. Еще одна смерть. Бедный гражданин Вильбоа!
Кофе оказался еще крепче, чем в прошлый раз, вдобавок настолько горячий, что приходилось пить мелкими глотками. Внезапно захотелось курить. Я достал папелитку и нерешительно поглядел на соседа:
– Разрешите?
Последовал кивок, и я с удовольствием закурил, стараясь не смотреть в сторону черноволосого парня.
– Вас тоже предупредили?
Голос гражданина Вильбоа был совершенно спокойным, но это спокойствие сразу же показалось каким-то ненастоящим, словно стеклянным.
Я не стал переспрашивать.
– Предупредили.
– Да, наш хозяин – чуткий человек, – по неподвижному бледному лицу мелькнула горькая усмешка. – Лучше бы молчал! Мы бы тогда могли побеседовать с вами о том, что граждане актеры сотворили с Рамо и почему плох второй акт. Вы бы не чувствовали неловкости, а я… Я мог бы просто поговорить.
Он хотел ненадолго забыться. Нет, не забыться – просто отвлечься.
– А вы говорите, сударь! Если хотите, можно и о Рамо…
Он покачал головой, явно пропустив мимо ушей контрреволюционное «сударь».
– Рамо солгал. Вернее, не он, а господин Корнель. Мертвых не вернешь…
Оставалось