поскрипывал снег. После кафе, где играла музыка, и приходилось громко говорить, чтоб тебя услышали, на природе ощущалась полное спокойствие, вызывающее звон в ушах. Какое-то время они молча шли рядом, привыкая к новой обстановке. Первым нарушил тишину Егор:
– Думаю, что к старости я стану философом – в моей голове слишком много мыслей. Обидно, что не все хотят меня услышать и понять. Ты не такая, как все, Мила. Ты другая. Более глубокая, что ли. Видишь дальше, чем тебе показывают.
Мила таинственно улыбалась. В этот момент девушка была счастлива, как никогда. Вот и она, до недавних пор предпочитающая общество подоконника, в ночной тишине гуляет по парку рядом с симпатичным и глубокомыслящим мужчиной, который рассуждает об её уникальности.
– В общем, ты мне понравилась, – хозяйственно заявил Егор. В этот вечер говорил в основном он: – Я сразу понял это. Улыбчивая, смешливая, эффектная девушка. Со мной, конечно, сложнее. Мне кажется, что все люди делятся на две категории – те, кто делает из дурно пахнущей субстанции конфеты, и те, кто ищет в сладких и вкусных конфетах то самое, ну ты поняла. К кому я отношусь, ещё не осознал.
Спутница улыбнулась необычной аллегории. Мужчина продолжил:
– Я, кстати, не люблю сладкое, но ведь это совсем не значит, что гадкого в конфетах для меня должно быть больше.
Молодые люди весело засмеялись.
– А я люблю сладкое, – разоткровенничалась Мила. – Мне никто и никогда не дарил трехлитровую банку варенья. Признавайся, где взял?
– Да разве это сложно, сделать приятно хорошему человеку?
Еще раз, уяснив себе, как хороша, она внимательно посмотрела на Егора. Удивительно, но такой морозной зимней ночью он был одет не по погоде – обувь на тонкой подошве, лёгкая куртка, без головного убора. Даже её теплая шубка уже начала отдавать тепло, а он, казалось, не мерз, будучи практически раздетым. «Нужно непременно связать ему шарф», – неожиданно для себя подумала Мила, – «… и варежки, чтоб не замерз в самые лютые морозы».
– Ты не любишь фотографироваться? В чате я не видел твоих изображений, – вдруг произнёс Егор. – Мне порой кажется, что фотография останавливает течение жизни, чтобы сохранить в вечности. Казалось бы, кусочек бумаги, переживающий время и человеческую память. Такой своеобразный флирт со смертью – тебя уже нет, а картинка, где ты улыбаешься, есть.
– А ты знаешь, что давным-давно была развито такое направление, как посмертная фотография? – спросила Мила. – Люди жили меньше, чем сейчас, а маленький детки вообще могли не иметь прижизненных фотографий, покидая родителей в раннем детстве. Мастера этого дела пытались создать иллюзию, что человек просто спит. Правда, существовали четко регламентированные символы, что изображенный мертв – перевернутая роза, надломленный стебель цветка, ивовые ветки.
Девушка бегло взглянула на собеседника, пытаясь понять его отношение к теме, и стоит ли продолжать. Егор