к примеру, в Америке, – буркнул я, – у папаши-миллионера. Послушайте, Сергей Владимирович, вы что, действительно верите в мистику? Вы…
Я хотел сказать «коммунист-материалист»… и вдруг заткнулся.
А то, что в голове у школьника вольготно расположился зрелый мужик и крутит разные дела, это что – капризы социалистического реализма? Сижу тут и умничаю о диалектическом материализме. По крайней мере, собираюсь…
Я почесал затылок и… сдался:
– Исаков Антон. Шестьдесят пятого года рождения. Сеченова, сорок пять.
– То-то, – подобрел Пятый. – Саша, проверь.
Козет кивнул.
– Ирина, пробей по базам. Так! К нашим баранам. Поправки в диспозиции. – Быстрый взгляд в мою сторону. – Выхо́дите не у рынка, а на следующей остановке. Двигаете к «Оптике». Украшаете младенца очками (я прищурился на Ирину, но та невозмутимо теребила ухо). Дальше по старой схеме – сначала в парк, придется пройти мимо «Березки», но так даже лучше – вас срисуют быстрее. Дальше – качели-карусели, сопли-истерика – и на фарцу. Вопросы?
– Все ясно.
– Тогда по коням.
Сволочи!
С мрачным выражением лица я восседал в миниатюрном вагончике детского поезда и, покачиваясь на поворотах, старался не смотреть в сторону своих новоявленных «родителей». Там весело махали руками, жизнерадостно ржали и пытались до меня докричаться. Хорошо, что «Чунга-чанга» гремела на весь парк.
Господи! Родите меня обратно!
Как хорошо, что всего этого не видела сейчас наша дворовая братва!
На меня напялили куцее демисезонное пальтишко перечного цвета, коротенькие, до колена шерстяные штанишки поверх теплых детских колготок (!) и дурацкий коричневый берет. Обут я был в безобразного вида боты с веселенькими желтыми калошами.
Но квинтэссенцией вопиющего глумления над ребенком оказались массивные очки в толстенной роговой оправе, от которых, казалось, переносица прогибалась с легким похрустыванием. Стекол без диоптрий («с дымком») в наличии не оказалось, поэтому через толстые выпуклые линзы на мир я смотрел огромными глазами придушенного лемура, на которого случайно присел мишка-коала.
Действительность через такие линзы расплывалась мутным маревом.
Плюс эти идиоты!
– …Не тормози… стоп-кран… чаек у проводницы… плацкарту не уступай… – прорвалось сквозь «Чунга-чангу» со стороны веселящейся «родни».
«Жуй бананы, – мрачно подумал я, – дождемся моего хода. По плану дальше – детские капризы. Сольная партия. Вот где вам стоп-кран не помешает!»
И вообще! Конспираторы хреновы. Где это видано, чтобы папа с мамой так азартно глумились над собственным дитятей, столь любовно и нарядно одетым. Да при всей честной публике!
Никакой дисциплины в группе.
Размалеванный аляповатыми цветочками паровозик остановился, вагончик дернулся, и я чуть не клюнул очками свои собственные колени, маячащие у самого лица. Состав прибыл на конечную станцию. Наконец-то! Кряхтя, я выцарапался из этой детской душегубки.
– Гошенька!