едва не проламывало ребра. Мальчик не сразу смекнул, что к чему, а когда понял, душу охватил ужас. Он пополз дальше, намереваясь скрыться с места предстоящего побоища. Да над головой просвистело. А как только дернулся обратно, перед самым носом вонзился дрот. Мальчик съежился, затаил дыхание.
Тишина повисла мрачная, небо опустилось ниже. Придавило город чёрными тучами. Неистовые стрибы уносили прочь кровавые запахи, дарили обманчивую свежесть. По щекам Добри поползли слезы, мальчик зажал рот, боясь, что всхлипы выдадут его, а свирепые, пьяные от битвы воины не станут разбираться, кто таков.
Поодаль лежала голова Торни, смотрела единственным глазом, в стеклянном взгляде читался укор. Воронье спустилось ниже, птицы кружили, едва не задевая крыши. Крылья, чёрные, как души предателей, нагоняли больше ужаса, чем гул приближающихся дружин. Огромный ворон опустился рядом с головой Торни, каркнул так, что Добря подскочил и вскрикнул. Когтистая лапа птицы Смерти утонула в рыжих кудрях, помедлив, ворон взобрался на макушку и вонзил клюв в уцелевший глаз.
Добря дрожащей рукой нащупал камень, метнул в гадкую птицу, но промахнулся. Ворон зыркнул, угрожающе хлопнул крыльями. Земля затряслась, топот копыт стал оглушающе громким. Птица клюнула ещё раз и трусливо сиганула в небо.
Дружины Рюрика и его родичей хлынули в город со всех сторон. Варяги двигались молчаливые и злые, как волки северных лесов. Завидев горы трупов, всадники придержали коней.
На земле лежали те, кто ещё недавно оставался защищать град на время короткой отлучки князя – друзья и товарищи по оружию, славяне, мурманы, свеи. Варяги узнавали тех, с кем пройдено немало битв, с кем делили хлеб и кров, радости и лишения, но никто не вскрикнул. Даже князь молчал и частокол разглядывал с каменным лицом, будто не признал в убитых собственных детей и жен.
– Никого не щадить, – ровным голосом произнес Рюрик. – Ворота высадить.
Спешенные княжьи дружины выступали неторопливо. Летели стрелы и дротики, но ни один из варягов не пытался увернуться, даже щиты поднимали нехотя. И падали беззвучно, с гордостью. На ворота навалились толпой, дерево затрещало, заскрипело, но створки выдержали первый натиск.
И ни одного крика, ни одного шумного вздоха.
По ту сторону частокола тоже молчали, только гул взводимых тетив напомнил, что за стеной есть люди, и эти люди жаждут крови так же сильно, как Рюрик и его ближние.
Снова навалились, злее. Ворота заскрипели громче, в царящем беззвучии этот скрип был подобен плачу… Тишину сменило тяжёлое дыхание. Казалось, не люди дышат, а сама земля. Опять навалились на створы, ударили разом, вышибли и ринулись в проем, принимая на себя первый залп…
Князь присматривал за боем издалека. В него тоже метили, но лишь две стрелы на излете пробили кожаный доспех, клюнув в грудь против сердца. Он не заметил.
– Рубите колья. Эй, кто с секирами? Сьельв! Людей к стене!
Послушные слову Рюрика могучие варяги принялись за бревна, кто справа, а кто слева. Ярость воинов была столь велика, что частокол обещал стать щербатым в скором времени.
За спиной