неотрывно смотрели на воинов, выпрямляли спины и задирали подбородки, стараясь подражать. Кто-то переминался с ноги на ногу, уже готовился бежать следом за всадниками.
– Не хотите – как хотите, – бросил Добря. Он уверенно двинулся вперед, туда, откуда чуть заметно веяло прохладой и затхлостью прибрежной тины. – Я дело одно задумал. Важное. Но с ротозеями, вроде вас, каши все равно не сваришь. Обойдусь.
Спиной чувствовал, как нарастает любопытство приятелей, как мнутся, думают – за кем бежать. На губах то и дело вспыхивала озорная улыбка, но он крепче сжимал кулаки и пытался принять серьезный вид.
– Добря, погоди! Мы с тобой!
Ждать в засаде пришлось долго. В животах уже урчало, и, несмотря на откровенный холод, царящий у самой воды, пот катился торопливыми каплями. Набралось всего четверо смельчаков, но зачинщик не расстроился, наоборот – тем краше будет слава. А остальных теперь можно высмеивать и мутузить за трусость.
Княжьи отроки появились ближе к вечеру. Пришли всей толпой. Чистенькие, румяные, в белоснежных рубашечках. Торопливо скинули одежду, с визгами попрыгали в речку. Довольные и счастливые, мальчишки сразу же принялись брызгаться, нырять.
– Тоже мне воины, – прошептал Добря злорадно. – Воин должен быть бдителен всегда, даже когда спит или тужится в отхожем месте.
Он пополз первым. Рубашки и портки хватал без разбора, юрким хорем прошмыгнул обратно в кусты. Приятели выдвинулись с опаской, а вернулись красные, встревоженные. Их тяжёлое дыханье и полные страха глаза развеселили Добрю, но вида зачинщик не подал – воин должен уважать соратников. Берег, который прежде пестрел от одежд, опустел, а в воде по-прежнему плескались беззаботные отроки. В спокойных водах мелькали руки, ноги, головы. Крики и визги были громкими, даже уши закладывало.
– И что теперь? – шепотом спросил кто-то.
– А теперь в город, – отозвался Добря, мечтательно улыбнулся.
Он деловито расстелил одну из рубах, остальную добычу скомкал, все стянул в узел. Ушли бесшумно, хотя до колик хотелось повернуться и закричать во все горло.
– Не хотят по-хорошему, – пояснял Добря, – придется вот так, как с бабами.
Узел перекинули через частокол княжьего двора, а сами сели поодаль в ожидании потехи. И только когда красное солнце скрылось за горизонтом, послышался топот. Отроки мчались через весь город, стыдливо прикрываясь – кто руками, кто охапками травы. В ворота стучали требовательно, бросали гневные, полные обиды взгляды на хохочущих мальчишек, улыбчивых горожанок и мужиков.
Стражники тоже потешались во весь голос, улюлюкали, долго не пропускали. Все допытывались – а те ли это отроки, что вышли с княжеского двора днем.
Добря расплылся в многозначительной улыбке, протянул:
– Все, теперь не отвертятся. Такой позор никто не стерпит.
И действительно, через некоторое время заклятые враги вновь появились на улице. Кулаки сжимаются, глаза блестят, лица перекошены злобой.
Торни получил по зубам