своей некогда высокой миссии. Так, Петров пишет в «Оде на победы российскаго флота, одержанныя над турецким, под предводительством графа Алексея Григорьевича Орлова, в Архипелаге при Хиосе, 1770 года»:
Крепи, и громом их, сколь можешь, Галл, снабжай,
Себе и своему студ роду умножай;
Прапрадеды твои в непросвещенны лета
В след Римлянина шли в далекий Юга край;
Ты днесь воюешь втай
На Россов за Махмета![28]
В таком контексте смерть автора «Антидота» – отповеди французам, «втай» воюющим «на Россов за Махмета», – выглядела героической. В то же самое время, как кажется, именно эта строчка письма, посланного в Гамбург, также свидетельствует в пользу авторства Екатерины. В письме она неожиданно приоткрывает свое близкое «знакомство» с таинственным автором книги – императрица оказывается хорошо осведомлена о судьбе воина-писателя, вопреки распространяемым в других ее письмах небрежным и индифферентным намекам о незнании книги, об отсутствии ее в ее библиотеке. В этом же письме императрица не скрывает, что она точно знает, что третья часть книги не написана и соответственно не будет опубликована. Смерть автора – красивое завершение всей мистификации. Екатерина создала этот образ-маску – автора текста – и сама срежиссировала его воображаемую героическую смерть.
В свою очередь, придумав собственную литературную маску, императрица изначально не слишком верила в реальное авторство своего оппонента. Исследователей удивляло, что гневные нападки на аббата в «Антидоте» продолжались даже тогда, когда уже пришло известие о его неожиданной смерти. Шапп д’Отерош умер от лихорадки 1 августа 1769 года в Калифорнии, во время очередной экспедиции. Тем не менее автор «Антидота» уже во втором томе продолжал яростно обличать своего обидчика: «О, г. аббат, г. аббат! Ежели верить газетным известиям, вас уже нет в живых, так пусть же Небо смилостивится над вашею душою. ‹…› Русская пословица гласит: „щука издохла, да зубы остались“» (351). В первом томе императрица прямо указывала, что кто-то воспользовался именем аббата, что сам он не в состоянии был написать эту книгу: «А вы, бедный аббат, если вы ограничились тем, что дали взаймы свое имя, то вы просто жалки. Люди, знавшие вас в России, говорят, что ваших способностей не хватило бы даже на сочинение такой толстой книги, как бы ни была она дурно написана» (253).
Екатерина действительно предполагала, что «Путешествие в Сибирь», появившееся через шесть лет после отъезда аббата из России, написано не самим Шаппом. Для конспирологической концепции в 1769 году – в начале русско-турецкой войны – были, как полагал русский двор, свои основания. Политико-дипломатический контекст появления книги Шаппа и его опровержения «Антидотом» был хорошо понятен современникам. Тот же французский дипломат Сегюр дал детальное и точное описание русско-французских отношений 1760–1770-х годов: «Уже в продолжение нескольких лет отношения