чего? Так это же Петька Сивцов. Привезли, орет. Грыжа, Дмитрий Генрихович, как Божий день, ясно.
Борменталь вздохнул.
– Вот, Мариша, – обратился он к жене. – Грыжа, аппендицит, фурункулез. Вот мой уровень и мой удел! A ты говоришь – Шеварднадзе!
Морозным декабрьским утром доктор Борменталь, уже в прекрасном расположении духа, выскочил на крыльцо, с наслаждением втянул ноздрями воздух и поспешил на службу.
– Привет, Дружище! – бросил он собаке, проходя мимо конуры.
Дружок проводил его глазами.
Борменталь, засунув руки в карманы пальто, быстрым шагом прошел по аллее парка мимо бронзовых бюстов Пастера, Менделя, Пирогова, Павлова и Сеченова, поставленных в ряд, и вышел к фасаду обветшавшего, но солидного деревянного строения с крашеными облезлыми колоннами по портику. Посреди круглой клумбы возвышался памятник пожилому бородатому человеку в котелке, стоявшему с тростью на постаменте. Рядом с бронзовым человеком из постамента торчали четыре нелепых обрубка, по виду – собачьи лапы.
Борменталь бросил взгляд на памятник, на котором было начертано: «Профессору Филиппу Филипповичу Преображенскому от Советского правительства», и легко взбежал по ступеням к дверям, рядом с которыми имелась табличка Центральной районной больницы.
Нa аллее показался глубокий старик с суковатой палкой, одетый в старого покроя шинель с отпоротыми знаками различия. Он шел независимо и грузно, с ненавистью втыкая палку в замерзший песок аллеи. Проходя мимо памятника профессору Преображенскому, сплюнул в его сторону и произнес лишь одно слово:
– Контра.
Старик заметил, что вдалеке с шоссе, проходящего вдоль деревни, сворачивает к больнице красный интуристовский «Икарус».
– Опять пожаловали… – злобно пробормотал он и, отойдя в сторонку от памятника, принялся ждать гостей.
«Икарус» подкатил к памятнику, остановился. Из него высыпала толпа интуристов во главе с гидом-переводчицей, молоденькой взлохмаченной девушкой в короткой курточке. Переводчица мигом собрала туристов возле памятника и бойко затараторила что-то по-немецки. Туристы почтительно внимали, озираясь на окрестности деревенской жизни.
Старик приставил ладонь к уху и слушал, медленно наливаясь яростью.
– По-русски говорить! – вдруг прохрипел он, пристукнув палкой по земле.
Туристы с удивлением воззрились на старика.
– Я… не понимаю… – растерялась переводчица. – Это немецкие туристы. Почему по-русски?
– Я знать должен! Я здесь командую! Перевести все, что говорила! – потребовал старик, вновь втыкая палку в землю.
– Я говорила… Про профессора Преображенского… Что, несмотря на многочисленные приглашения из-зa рубежа, он остался на родине. Правительство построило ему этот институт…
– Так бы его и пустили, контру… – пробормотал старик.
– Что вы сказали? – спросила переводчица, но ее перебила туристка, задавшая какой-то вопрос.
– Она спрашивает, почему для института было выбрано место вдали от города? –