спальни прятался мрак, на стенах, оклеенных старинными обоями, плясали отсветы пламени. От печки вместе с её жаром, от самой бабушки шла волна домашнего уюта, и казалось, что волшебное, чудесное, – оно уже здесь, рядом, сейчас. Тёмная спальня была нашим любимым местом. Здесь мы никому не мешали и нас никто не видел. Мы как-то играли, рассказывали что-то, наверное, хвастались чем-нибудь друг перед другом. В спальне стоял большой мешок с сушёными яблоками и грушами, из которых бабушка варила компот. Мы выискивали там сладкие груши и лакомились ими.
Между нами завязывался учёный диспут о происхождении человека. Я утверждал, что человек произошёл от обезьяны.
– А вот и нет, – возражала Эмма, – человек произошёл из живота!
Как можно было поверить в такую глупость?! Как это человек может произойти из живота?! От обезьяны – это понятно, но из живота?! Но Эмма стояла на своём. И было странно, что когда мы обращались за разрешением спора к взрослым, то ответ был какой-то неопределённый. Мне говорили:
– Да, человек произошёл от обезьяны.
Но как будто были согласны и с Эммой, и она торжествовала надо мной:
– А вот и нет! А вот и нет!..
Конечно, мы и ссорились, бывали обиды. Во время грандиозного фейерверка в парке к нам в сад опустился парашютик от сгоревшего на нём пиротехнического заряда. Я считал, что парашютик должен принадлежать мне, потому что и двор, и сад были моими, так как я здесь жил, но взрослые присудили парашютик Эмме. Качествами джентльмена я не обладал, потому был обижен до слёз и понял, что Эмму любят больше, чем меня. Между тем парашютик был всего лишь куском бесцветного парашютного шёлка с примитивным устройством для удержания под ним горючей смеси. Обиды, конечно, забывались, ведь я любил Эмму, и мы встречались не так часто, сколько хотелось.
Но вот однажды, проснувшись утром в своей постели, я замечал странную перемену в доме. Комната вдруг стала какой-то особенно светлой и большой. Из кухни слышалось, как входившие со двора топали у порога и как-то по-новому, бодро, громче обычного, звучали голоса. Спрыгнув с постели, я подбегал к окну, и чудо – там всё было бело, вчерашнего мрака, черноты как не бывало! А с неба крупными хлопьями, медленно кружась, падал и падал снег.
Я быстро завтракал, быстро одевался, всё, конечно, с помощью бабушки, шёл во двор. Всё-всё там было покрыто пушистым снегом: крыльцо, двор, сарай, каждое дерево и каждая ветка, всё было бело в саду, и то, что дальше, – улица, весь город, и было тихо-тихо. Подставляя лицо холодным снежинкам, я радовался этому чуду, лепил снежки, снежную бабу.
В один из таких дней после обильного снегопада во дворе собралась целая свора собак – должно быть, приятели нашего Томика. В компании выделялся большой чёрный пёс с вислыми ушами. С высокого крыльца я стал забрасывать собак снежками, на что они никак не отзывались, но все внимательно наблюдали за мной. Расхрабрившись, я стал спускаться по ступенькам крыльца, продолжая кидаться, и, наконец, сошёл с последней. Тогда чёрный