за столом.
И, словно в прежние года,
как будто все глухи,
он каркнул весело: «О, да!» —
и стал читать стихи.
*Nevermore (англ. «никогда») – намёк на ворона
Пианист
(детский рисунок)
Под огромной чёрной шляпой
в голой комнате – один,
неземной и косолапый,
заседает господин.
Пианино в чёрной гамме…
Прикасается диез
к нижней челюсти с зубами,
где гуляет кариес.
«Песню старого скитальца»
он пытается играть.
На руке четыре пальца,
а мизинца не видать.
Чтобы звуки длились дале,
извивается дугой,
нажимая на педали
музыкальною ногой.
Тихо музыка разлилась
вдоль по нотной борозде…
И улыбка заблудилась
в тёмно-красной бороде.
Лионела
Лионель ушёл из мира
за таинственною Миррой…
Но сегодня мне запела
свою песню Лионела,
что принёс попутный ветер
из прошедшего столетья.
– Чио-лио, мио-лель! —
Лионела! Лионель!
И капели у капеллы,
словно слёзы Лионелы.
И опять стоят в апреле
щебет, свисты, лионели,
окликая то и дело:
– Лионела! Лионела!
«Целовал я туфельки…»
Целовал я туфельки.
Целовал я пальчики:
тютеньки-матютеньки,
зайчики-банзайчики.
А теперь – трагедия,
или просто драмочка:
на велосипедии
укатилась дамочка.
И теперь я брошенный…
Потерялось времечко:
ни одной горошины,
ни пустого семечка.
Улетели утеньки.
Убежали пальчики:
тютеньки-матютеньки,
зайчики-банзайчики.
Милиса
– Ну и ладно! – сказала Милиса,
выходя из кустов барбариса.
И Милиса сказала: «Вот надо!» —
повернувшись к кустам винограда.
И состроила кислую мину
равнодушному вроде жасмину.
– Уж пора бы и знать назубок,
кто в саду нашем главный цветок!
– Эй, садовник, пока ты не лысый,
поухаживайте за Милисой!
– Ну и ладно! – сказала Милиса,
исчезая в кустах барбариса.
Джеммахали
Шёл я,
пьяный немножко,
где-то
краем земли.
Кто-то
пел под гармошку:
– Джеммахали,
джеммахали!
Что же
это такое?
Чудо —
не говори:
по-над
русской рекою:
джеммахали,
джеммахали…
Раз-два,
вроде бы сами
не
касаясь