паутина на стенах комнат, вялые цветы на замусоренной веранде.
Беспорядок был кругом. Лишь только в дальней спальне, куда почти тотчас с многозначительным видом увлекла меня за собой Яна, я увидел относительную упорядоченность: в явившейся откуда-то большой коробке из-под принтера были аккуратно уложены мои вещи.
В углу на кухне стояло ведро с застывшей эмульсией для побелки, банки с краской, кисти.
– Это мы с мамой собирались делать ремонт, побелить стены. Да всё как-то не получилось… – дрогнувшим голосом, пояснила мне Яна.
Тяжкий ком подступал и к моему горлу.
Наспех собрав документы, мы с Анютой отправились к Елене.
На звонок наш у дверей женского отделения психиатрии из-за занавески соседнего окна живо откликнулось несколько затуманенных неухоженных лиц.
– Эти нам дверь не откроют, – усмехнулась Анюта. – Ключи строго у персонала.
«Где-то среди них она». – Снова подкативший к горлу ком.
Пригласив в свой кабинет, лечащий врач Анна Александровна, с облегчением сообщила мне, видимо, немаловажную новость:
– Ночью она спала. На первое время я назначила ей небольшие дозы нейролептиков, антидепрессанты. Сейчас нам важно найти причину, приведшую к этому нарушению.
– Спрашивайте.
– Мне ваша старшая дочь рассказывала, что в семейных отношениях у вас в последнее время было не всё в порядке. Говорила о ваших командировках. Мне также важно услышать от вас о религиозных устремлениях Елены. Не могло быть так, что она вступила в какую-нибудь секту? Слышит какие-нибудь посторонние голоса?
– Относительно секты вряд ли, а в наших личных отношениях действительно наметился разлом, – я вкратце рассказал о нас, сделав ударение на нашу с Еленой недавнюю переписку.
– На контакт она пока ни с кем не идёт. Сходите сейчас к ней в палату, попробуйте пообщаться. С вами она, вероятнее всего, говорить будет. Потом сообщите результат мне: от этого зависит, какие препараты ей назначать.
По пути в палату с трудом унимая дрожь, я боялся попросту жену не узнать. Однако, войдя, увидел её сразу. Глаза прикрыты, припухшее лицо искажено мучительной гримасой:
– Привет…
– Привет, – отвечала Елена, чуть приоткрыв глаза, в зрачках которых был будто рассыпан золотистый песок. Казалось, что он бугрится, мешая свободно двигаться векам.
Внутренне содрогнувшись, я спросил её:
– Узнала меня?
– Ещё бы я тебя не узнала… – попыталась усмехнуться жена. Вышло мучительно.
– Врач спрашивала о каких-то голосах, не слышишь чего постороннего?
– Слышу лишь твой недовольный голос… – медленно отвечала Елена и прикрыла глаза. Она спала.
Дома я не находил себе места. Чувство, что это я, я, я, довел её до этих глаз, этой постели, раздирало, кромсало меня. Сказав детям, что ненадолго отлучусь, я снова поехал к Елене. Купив по пути небольшой букетик цветов, и любимые ею ассорти из сушеных