в извинениях. А теперь что же, с Лефлером воевать? Положить на это тысячу солдат? Нет, подобное нам совсем ни к чему.
– Ни к чему, ваше сиятельство, дорого очень, – подтвердил Картоз.
– Значит… Дня три еще будем искать беглецов, за это время, если не поймаем, они уйдут за пределы наших владений, а потом станем вытеснять Лефлера. Уж коли наворовался, так пусть и уходит. Перестанем давать дрова и корм для лошадей. Если деньгами обзавелись, дерзить не решатся.
– Не решатся, ваша светлость.
– Но если я заполучу верного свидетеля этого безобразия на дороге, пошлю королю требование на арест Лефлера.
– И это правильно, ваше сиятельство…
Граф немного помолчал и вернулся к окну. Потом усмехнулся и покачал головой.
– Сколько бываю в городе, всегда испытываю странное чувство. С одной стороны, у меня, как у лорда данной земли, десять тысяч голосов в выборах бургомистра, а с другой – повесить его я не имею права. Ну разве не странно?
– На то и городские вольности, ваша светлость. Король получает половину городских налогов и за то дает городам свободы.
– Да понимаю я, все понимаю, но все равно как-то странно, что я на своей земле холопа повесить не могу, хотя бы он и оказался бургомистром.
В дверь постучали, и в отсутствие лакея в коридор выглянул секретарь.
– Чего тебе? – спросил он коридорного.
– Его сиятельство вино требовали, так я могу принести, но… Оно у нас скверное – кислое вино, его только купчины лакают, которые в этом не понимают.
– И что, его сиятельству теперь воду пить?
– Зачем же воду, ваша милость? Возьмите пиво ротбельское, оно на отборном хмелю и на овсе золотистом поджаренном тридцать дней в стеклянной колбе настаивалось, пузырьками пошло. Да еще холодное!
Картоз обернулся, ожидая реакции графа, который, разумеется, все слышал.
– Пусть подают пиво, – махнул рукой Виндорф. – И кур жареных. Куры-то у них не прокисли?
– Не прокисли, ваша светлость! В сухарях и золотистой корочке! – крикнул из коридора слуга.
– Пусть несут, и будет у нас деревенский обед.
Спустя несколько минут граф уже хрустел поджаренной курицей и потягивал белое пиво из высокого запотевшего бокала. Секретарь скромно сидел у окна на узкой лавке и тоже пил пиво из фаянсовой кружки.
– Плебейское пойло, плебейская еда, а до чего вкусно, – признался Виндорф. – Надеюсь, при дворе не дознаются, что лорд Ортзейский пьет пиво с куриными потрохами. Скандал будет.
– Не дознаются, ваше сиятельство, а если и дознаются, мы на все отповедь дадим.
19
С первыми лучами солнца над убежищем стали виться мухи. Они садились Клаусу на лицо, заставляя его отмахиваться и прятаться в вороте куртки. Однако это лишь добавляло мухам азарта, и они не отставали от Клауса до тех пор, пока он не поднялся и не сел, чтобы оглядеться.
Рядом храпел Ригард, и утренние мухи ему совершенно не мешали.
Клаус сбросил с себя ветки, выбрался