часа ровного успокаивающего полета.
Индивидуальные соты были закрыты, только соседки в правом ряду презрели правила. Они подняли цветные колпаки над своими креслами. Они кудахтали как куры. Они не обращали на меня никакого внимания.
Не обращали – да, но все замечали.
Вон, замечали, молодой чел летит в Дин-ли.
«У него, наверное, нет выбора», – смеялась одна.
«Какой выбор среди сверстников», – смеялась другая.
Подведенные морщины говорили не столько о возрасте, сколько об отношении к возрасту. Бибай, кудахтали они. Вон рядом летит молодой чел. Это я так для себя переводил их ужимки и жесты. Наверное, в Дин-ли у молодого чела есть взрослые близкие, перевалившие критический возраст. Мои спутницы (оранжевые волосы и синие) были уверены в том, что я лечу в Дин-ли надоедать близким. Подчеркнутые специальным карандашом морщины нисколько их не смущали. «А воду найдут обязательно», – утверждала оранжевая. Синяя клохтала в ответ: «Ну, найдут, нам-то что?»
Воду? Какую воду?
Ах да. До меня наконец дошло («тетки»), что они говорят о живой воде.
Невероятные слухи быстро распространяются, впрочем, мои спутницы скоро перешли на Счастливчика.
«Счастливчик – придурок…»
«Зато он поставил Одиссея…»
«А все равно разговаривает с сиренами…»
Почему-то последнее больше всего их веселило.
Они, к слову, вспомнили какого-то Щербака. Видимо, еще один пенс, из тех – с шилом. Называли они Щербака ласково – Тарвоган, друг сердешный. Но он их достал. Он их здорово достал. Он поступил совсем не так, как они ждали, а ведь Тарвогану уже сто семь. Он не должен был подводить синюю и оранжевую. По некоторым их словам я очень скоро составил портрет друга сердешного. Этот Тарвоган, он маленький, как летучая мышь, и боится флирта, как кислотного дождя. Но он клялся моим спутницам, он обещал полететь с ними в Дин-ли, обещал подпереть их своими хилыми плечиками. И вот обманул. Такую синюю и такую оранжевую каждый может обидеть. Друг сердешный предпочел моим нынешним спутницам подземелья пещеры Карр, они называли их Пропастью. В ней, в Пропасти, он и пропадет, кудахтала оранжевая. Под рев подземных водопадов, вторила синяя. Тарвоган, друг сердешный, обломал им весь кайф. Теперь глазастые, как совы, с округлыми румяными лицами, густо разрисованными стильными морщинами, они перебрасывались фразами, не всегда мне понятными.
«Зачем спускаться в Пропасть, если есть река…»
«Если сейф заполнен, его вполне можно обсолодить…»
«Он пожалеет, увидишь…»
И все такое прочее.
Мои спутницы прекрасно знали, что я далеко не все понимаю в их разговоре, поэтому старались произносить каждое слово внятно. Дразнили меня, играли. А подземным похождениям Тарвогана, друга сердешного, противопоставляли надежность известного всем Счастливчика. Тарвоган – придурок, с этим никто не спорит, но лучше бы он отправился с ними в Дин-ли. Лучше бы он брал пример со Счастливчика.
«Мы научили бы его курить и носить