Чтобы попросить прощения, сказал Френцель. Оказывается, он хотел попросить прощения за двести пятьдесят тысяч евреев, убитых в газовых камерах Собибора.
Блатт был свидетелем обвинения еще по нескольким делам. В частности, по делу начальника гестапо в Избице Курта Энгельса. Того самого, который надел его отцу на голову терновый венец. Тойвеле чистил ему мотоцикл. Отличная была машина, с коляской и двумя блестящими щитками с обеих сторон. На щитках выгравированы черепа. Энгельс требовал, чтобы черепа были начищены до блеска. Тойвеле часами их надраивал. Отличное было занятие: когда он возился с мотоциклом, ни один немец его не трогал, даже во время облавы. На Энгельса работал еще один еврейский мальчик, Мойшеле. Он был родом из Вены. Ухаживал за садом. Энгельс беседовал с ним о цветоводстве. Мойшеле ему нравился. Ты славный малый, говаривал он. Погибнешь последним, я лично тебя застрелю, чтоб не мучился. На следствии Блатт подтвердил, что гестаповец сдержал слово. После войны Курт Энгельс открыл в Гамбурге кафе. Называлось оно “Кафе Энгельс”. Заведение приглянулось местным евреям, в одном из помещений там устраивала собрания гамбургская еврейская община. В шестидесятые годы Энгельса разоблачили. Блатт выступал свидетелем на процессе. Под конец ему показали пятнадцать мужчин, и прокурор спросил, кто из них обвиняемый. Энгельс улыбнулся. У него до сих пор желтый зуб, сказал Блатт. Надевая отцу терновый венец и хохоча, Энгельс сверкал этим желтым зубом.
После опознания Блатт пошел посмотреть “Кафе Энгельс”. Представился жене владельца. Он сам убивал? – спросила она. – Убивал детей?
На следующий день прокурор допрашивал обоих, Энгельса и Блатта. Вошел судебный служащий: госпожа Энгельс просит уделить ей минутку. Она подошла к мужу, сняла обручальное кольцо, без единого слова отдала ему и ушла.
На следующее утро позвонил прокурор. Курт Энгельс отравился у себя в камере, Блатту незачем приходить на допросы.
Целую ночь шли лесом. Утром Печёрский взял оружие и девятерых самых сильных людей. Сказал, что они идут на разведку, и велел ждать. Оставил одну винтовку – Сташеку Шмайзнеру. В Собиборе Шмайзнер был ювелиром, делал эсэсовцам перстни с монограммами. Винтовку добыл во время бунта.
Печёрский не вернулся. Блатт увиделся с ним через сорок лет в Ростове-на-Дону. Почему ты нас бросил? – спросил Блатт. Как офицер, я был обязан продолжать борьбу, ответил Печёрский. Он нашел партизан. Воевал, остался жив. Собиборские его приглашали, но ему не дали заграничного паспорта; он никогда не выезжал за границу. Жил с женой в коммунальной квартире. У них была одна комната. Над кроватью висел большой коврик, который он сам вышил. С изображением собаки. В углу, за простыней, стоял таз для умывания и туалетные принадлежности. Наш бунт был историческим событием, а ты – один из героев этой войны, сказал Блатт. Тебе дали какой-нибудь орден? Александр Печёрский приоткрыл дверь, выглянул в коридор и, закрыв дверь, шепнул: евреев не награждают. Зачем