Диссиденты. Андрей Касс

Лицо ее было искажено жутким страданием, словно ее пытали. Далее.

      Оба Миколайченко – и отец, и сын после этого каким-то образом обзаводятся подсадными душами. Тут никаких дополнительных доказательств, на мой взгляд, вроде бы не надо. По Миколайченко-старшему твоя сцена на перроне все, что надо, доказывает. А сын… Ты там выделил эпизод его буйства в первый день в психушке. Что же это было, как не острый конфликт личности с подсадной душой? Потом сразу идет быстрая его деградация до уровня ребенка – и что это, как не полное поражение его личности? Отсюда практически неизбежен вывод: Мариэтта – преступный паранорм или говоря проще – монстр. Она каким-то способом – я не знаю пока, как – смогла разделить себя на две самостоятельные псевдоличности, внедрила их в своего мужа и сына, и сейчас успешно крутит обоими. Такой мой анализ. И скажи мне, где и почему ты не согласен?

      – Слушай, Поэт, я тебя вообще не узнаю. Твой анализ… как бы это сказать помягче… немного поверхностен. И соответственно, никакие выводы я бы на его основании делать не стал.

      – Если сможешь, обоснуй.

      – В первом мнемофайле есть один эпизод, который я специально не выделял и даже, можно сказать, спрятал среди других. Миколайченко рано утром, сразу же после гибели жены идет в офис и увольняет свою секретаршу. Причем по всем видимым признакам увольняет ее не он сам, а его подсадная душа.

      – И что тут?… Естественный мотив для Мариэтты – ревность.

      – Не спеши. Эту самую секретаршу я знаю как Тамару Лисицкую. Не помнишь, как два года назад разгромили в Питере сатанистов? Так вот, она – член той группы. У Миколайченко же в офисе она числилась как Тамара Волкова.

      – О как! Интересно. Только одно мне неясно, откуда ты сам это знаешь.

      – А я участвовал в том суде в роли присяжного от паранормов. Короче говоря, Тамара – единственный член той группы, которого не привлекли к суду. Она исчезла, а подсудимые в один голос клялись, что они ее затащили в группу насильно. Ну, что якобы она находилась у парней в сексуальном рабстве, а на жертвоприношениях лишь присутствовала.

      – А у тебя, я понимаю, сложилось другое мнение?

      – В деле была ее фотография. Я смотрел ее и так, и эдак. И в астрале я ее смотрел. Знаешь, по всем признакам, она сама кого хочешь поработит. Очень уж у нее волевое лицо.

      – И, как всегда, Скромник, ты никому ничего не сказал?

      – Я написал особое мнение, но председатель суда вдруг обвинила меня в мужском шовинизме и отстранила от заседаний. Я тогда думал, что… в общем, я подумал, что это мелочь, и решил не раздувать.