было, сразу приободрился. Оказывается, не любят не только его, Муссолини. Фюрера тоже… Наконец-то не ему, а он сам будет выражать сочувствие. Не фюрер его, а он фюрера, пусть даже мысленно, сможет снисходительно похлопать по плечу: «Крепитесь, господин Гитлер. Нас оценит история. Разве эти неблагодарные варвары способны понять, что мы значим каждый для своей страны и что вместе мы значим для Европы, для установления на земле нового миропорядка!»
– Я знаю, что произошло, господин Гитлер, – несколько неуклюже начал он, когда фюрер встретил его в зале для официальных приемов. – Я содрогаюсь при мысли, что у кого-то поднялась рука, – пытался войти в роль утешающего покровителя, хотя сразу же почувствовал: не те слова, не те… Да и тон, в котором они произнесены…
Однако, натолкнувшись на застывшие – словно извлеченные из холодильника подтаявшие устрицы – глаза фюрера, умолк, точно так же, как умолкали сегодня все, кто представал перед хозяином «логова».
– Я воспринимаю все это несколько иначе, – окончательно развеял его настроение Гитлер.
Подходя к дуче, чтобы пожать руку, он двигался, как неумелый наездник, только что сползший с неоседланного, необъезженного коня. Мощный взрыв в «ситуационном бараке» привел к тому, что под влиянием сильнейшего стресса непрерывная дрожь в левой коленке каким-то чудодейственным образом унялась, зато из обеих ног врачу пришлось извлечь добрый десяток мельчайших щепок. Оставленные ими мелкие ранки все еще саднили, некоторые даже слегка кровоточили, однако Гитлер пытался не замечать этого.
– …Что совершенно естественно, – попробовал заверить его итальянец, но, как всегда в такие минуты, Гитлер уже слушал себя, а не его.
– …Все мы должны воспринимать это совершенно по-иному. Измена не могла таиться слишком долго. Этот взрыв спровоцировал полное разоблачение заговорщиков. Наконец-то мы, весь германский народ, узнаем, кто они. И гнев народа будет страшен…
– Это справедливый, а потому – праведный гнев. Мои римские мерзавцы тоже еще познают его.
Гитлер вновь пожал руку дуче и оглянулся на своего личного адъютанта, обергруппенфюрера СС Шауба, словно испрашивал у него разрешения на что-то.
– Вы, господин Муссолини, должны сами увидеть место взрыва и то, что осталось от летнего павильона, в котором он произошел.
– Пожалуй, да.
– Нет, вы должны сами увидеть все это, – настаивал Гитлер, словно дуче пытался возражать. – Они хотели убить меня. Для этого заговорщики использовали самую мощную взрывчатку, которая только существует. Все здание превратилось в руины. Земля под ним разверзлась. Пламя ушло под небеса. Но я уцелел. Кто не верит в чудо, может убедиться. Поэтому-то считаю, что вы должны видеть это собственными глазами. Да, господин Муссолини, – потряс он поднятыми вверх руками, – назло всем, я уцелел!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».