в отчётах на уровне тех теоретических взглядов, которые тогда господствовали, и, конечно же, эти сведения в наши дни представляют главным образом исторический интерес. Поиск полезных ископаемых вёлся по принципу: ищи всё, что встретишь. Серьёзных методов прогноза большинства рудных скоплений тогда практически не существовало. И всё же И. А. Ефремовым и А. А. Арсеньевым верно предсказывалось направление поиска рудного золота в кварцевых жилах. Находки железа самими авторами оценивались невысоко, так же, как и угольные пласты в районе Читканды считались ими пригодными только для местных нужд. Что же касается нефти, то доказательств её наличия обнаружить не удалось. Это тоже был один из ответов на поставленные перед исследователями вопросы»[120].
Карта района, составленная партией Ефремова, была позже использована при составлении «Большого советского атласа мира».
Экспедиционные записи – ценнейшие документы эпохи. Однако, видимо, не только биографам они интересны. В записной книжке с советами жене, найденной после смерти Ивана Антоновича, написано: «Экспедиционные дневники самой большой и интересной экспедиции 1934–1935 гг. – Чарской – таинственным образом исчезли с картами в геологическом институте Академии наук…» А ведь на картах были отмечены обнаруженные месторождения золота.
В 1987 году Алексей Александрович Арсеньев свидетельствовал:
«– Да, материалы Чарской экспедиции погибли. Сам видел, как летом 1941-го их жгли во дворе ленинградского Геологического института.
– Но ведь что-то всё же могло сохраниться на руках, у частных лиц? – уже без всякой надежды, чисто автоматически, говорю я.
– И сохранилось, – скупо улыбнувшись, роняет Алексей Александрович.
Дальше всё происходило как во сне: первой передо мной легла карта Олёкмо-Чарского района. Она была выполнена тушью на батисте Ефремовым и Арсеньевым. Размер 68×67. В верхних углах помещено её полное наименование. В левом – на русском языке, в правом – на английском. В правом углу дано название экспедиции. На оборотной стороне – автограф Ефремова. Размашистая роспись сделана карандашом.
Затем на столе появились: тетрадь Новожилова, толстая папка и рисунки. На папке было написано: «Краткий геолого-петрографический очерк Верхне-Чарской котловины». Она содержала 183 страницы машинописного текста.
– Отчёт об экспедиции, – пояснил Арсеньев. – Написан Иваном Антоновичем и мной.
– А что это за рисунки? – кивнул я на молодых олежков, разбежавшихся по прямоугольникам ватмана.
– Наброски Эльги Николаевны Лисучевской, художницы, четвёртого члена нашей экспедиции.
– Почему четвёртого, а не первого – ведь она же женщина?
– Прибыла в Могочу позже всех, потому и считалась четвёртой»[121].
Возможно, сотрудникам будущего музея Ефремова удастся найти наследников А. А. Арсеньева и обнаружить те драгоценные документы, о которых рассказал Павел