Думитру, трусливого Гелу… Но я ошибся.
Я гулял в холмах. Был вечер, и на небе зажглись первые звезды. Хотел обойти могильники стороной – с деревом на окраине меня связывало неприятное воспоминание. Но Север полетел на верхушку Великана, и там я столкнулся нос к носу с Гелу. Он сидел на вершине и, по-видимому, ждал меня. Я думал отступить, но он уже заметил меня и бросился навстречу.
– Теодор! Тео! – Гелу замахал рукой и через секунду очутился рядом со мной. – Привет! Как ты? Бедолага, вот досталось. Слушай, у меня дело. Хочу тебе кое-что показать. Когда мы были в оранжерее, я нашел кое-что… И, – тут он понизил голос, – по-моему, это касается тебя. Помнишь капкан, про который я рассказывал? Ну, в общем… ты должен увидеть.
У меня перехватило дух. Гелу говорил быстро, и его голос звенел от волнения. Что он обнаружил? Я хотел спросить, но Гелу не дал мне времени и потащил за собой. Мы спустились с холмов к городу и завернули в темный проулок, и тут меня осенило. Как Гелу узнал, что меня нужно ждать на Великане? Я ему не говорил, что это мое место.
Я остановился, будто меня шарахнули по голове. Гелу не сразу понял, что я отстал. Когда он обернулся, я попятился, и тут Гелу вскрикнул:
– Эй, он уходит! На мою голову набросили темный мешок и ударили по затылку.
Засада! Я забрыкался, кого-то лягнул, влепил кому-то пощечину, ударил локтем в невидимый живот. Может, я бы и вырвался, но от удара в голове помутилось, движения стали как у пьяного, я не мог точно определить, откуда доносятся голоса, и несколько раз промахнулся. Мне стянули запястья за спиной и куда-то поволокли.
Я различил низкий голос Думитру:
– Сюда, живей, тащите его! – А затем: – Костер, да давайте же!
Сквозь плотный мешок я увидел свет, запахло паленым волосом, жжеными листьями и дымом. Мешок вонял тухлятиной, и я закашлялся. Мутило по-страшному, тело ныло от ударов. То и дело в бок врезался чей-то ботинок, кто-то больно хватал за волосы через ткань мешка, закидывая мне голову, и орал в ухо:
– Не дергайся!
Свет становился все ярче, послышалось радостное улюлюканье. Ребята, по-видимому, собрались в круг, и Думитру закричал:
– Ты что, не притащил?
– Ха, давайте сосиски сюда!
– Да нет, потом зажарим. Сначала с этим разберемся.
Меня подтащили ближе, и я сделал последнюю попытку вырваться. Дернул ногой и врезал стоящему рядом мальчишке в колено, но тут же кто-то ударил меня в живот. Задохнувшись, я согнулся пополам.
Жар костра чувствовался совсем близко. Казалось, пламя лижет штанину, и я почти угадал. Когда с меня сорвали мешок, обнаружилось, что я стою напротив костра, а меня держат сразу двое. Пламя освещало лица Гелу, Думитру, Рыжуна, Бледного и других ребят.
– А вот и он, – прищурился Думитру. – Наш… стукач.
Повисла тишина. Все пялились на меня, только Рыжун насаживал на палки сосиски. Думитру стоял и смотрел на меня через костер, и в его зрачках плясало пламя. Он скривился:
– Ты – последний урод, Теодор. Ненавижу лгунов и подлецов. Ты остался,