озорно, как-то совсем по-детски, и рассмеялся.
– Полно вам, Софья Андреевна. О чем грустить?! Хороша жизнь! Бывало, выйду я вот так… – роса – каждая капелька, что твой диамант, листья и трава, все переливаются и всюду золотые пчелы, птицы… Втяну я утреннюю свежесть всею грудью, закрою глаза, и от счастья меня прямо распирает – слезы от восторга и зависти – сам себе завидую, что на этом свете живу. И передать все то, что чувствую, словами никакими не могу, сто языков я знай – не хватит слов, потому и кларнет, и музыка.
Софья Андреевна засмеялась и пошла по узкой дорожке, грациозно вытянув красивую руку и касаясь кончиками пальцев листьев цветущих яблонь.
– Я, когда слушаю ваш кларнет, Антоша, чувствую себя девочкой из Гаммельна. И про себя подумала: как же ты не можешь понять? Ведь ты совсем не понимаешь меня. Или понимаешь? Она пыталась разгадать это, глядя в его глаза.
– Но позвольте, – вопреки наивным ожиданиям Софьи Андреевны иронично заметил Антоша. – Скажите, что мне это послышалось. Вы назвали Владимира Ильича забавным. И что же вы находите в нем забавного?
– Ах, не ревнуйте, милый Антоша. Ведь вы ревнуете меня?
– И не дождетесь, – улыбнулся Антоша.
– Хоть немножко, хоть капельку? Антоша, смотрите мне в глаза и не смейте отводить взгляда. Ревнуете?
– Ну, так не честно, Софья Андреевна. Вы меня снова засмущали.
«Не ревнует», – грустно подумала Софья Андреевна, – притворяется.
– И куда она могла задеваться? – бормотала Варя, заглядывая поочередно то за буфет, то под обеденный стол. – Софья Андреевна, у нас ложки стали пропадать.
– Что за нелепица, Варя. Как же они могут пропадать? Поищи, быть может, упала куда.
– Я уже везде посмотрела, Софья Андреевна, – нетути.
– А посторонних никого не было? Кто-нибудь заходил в дом?
– Молочник был, но он дальше крыльца никогда и не проходит. Черкес какой-то приходил, с виду – сапожник, спрашивал Владимира Ильича, так я ему сказала, что Владимир-то Ильич спят еще, чтобы он попозжа зашел, – растерянно пробормотала Варя. И дальше уже совсем тихо: – сапоги вот принес… и зачем Владимиру Ильичу такие сапоги, как у ямщика…
– Варя, ну не хочешь же ты сказать, что Антон Павлович украл у нас ложку, или Владимир Ильич… интеллигентные люди ложек не крадут… Ищи. Ведь где-нибудь рядом лежит, а ты, растеряха, ее и не видишь
– Интеллигентные, – проворчала обиженная Варя, – интеллигентные, может, и не крадут. Вот Владимир Ильич давеча сказал мне, что вся интеллигенция – говно.
– Варя, постыдись, ну что ты такое говоришь? – укорила горничную Софья Андреевна. – И не верю я, чтобы Владимир Ильич такое сказал. Сколько раз я тебя просила не придумывать ерунды и напраслины на людей не возводить. – Вовсе это никакая не напраслина, Софья Андреевна. Это Владимир Ильич ваш меня все время поучает, что говорить правду – предрассудок. А я завсегда вам правду говорю.
– Ну, полно, Варя, ступай, – насколько могла, твердо сказала