не наблюдаемая «обычными» средствами так называемая «теневая материя» свидетельствует всего лишь о «едином материальном мире»[104], являясь продуктом «единого вакуума» как «целостного объекта, внутри которого в виртуальном состоянии находятся все элементарные фундаментальные объекты и их взаимодействия»[105].
Готовность к суждению «с тех же позиций», «согласно авторитетным источникам», без индивидуальной «внутренней пробы» истинности сказанного, означает непонимание того, что теоретизирование как таковое, мир идей, не есть «общее дело» для некоего сообщества ученых, но дело сугубо интимное: движение к самому себе как к свободному духу. Именно на этом пути осуществления своих познавательных целей, средствами своих интуиций человек вносит в научное познание элемент нравственности. Как познавательные, так и нравственные идеи, добываются из мира идей интуитивно, при этом первые имеют всеобщий характер, а вторые – индивидуальный: всеобщее переживается в нравственном индивидуально. Тем самым познание и нравственность обретают единство.
Это совершенно новое в истории познания требование: распространить процесс наблюдения на моральную деятельность человека, на его моральную фантазию. На этом пути «научная продуктивность» становится невозможной без нравственной продуктивности: свобода есть не абстрактный идеал, но «заложенная в человеческом существе направляющая сила»[106]. Поступок, отображающий свои, вспыхивающие в индивидуальном мире идей интуиции, есть свободный поступок. И совершить свой собственный поступок можно лишь в любви к объекту познания[107]: силы познания становятся силами любви. Эйнштейновское «горячее желание увидеть предустановленную гармонию»[108] овеяно как раз тем душевным строем, в котором распознается идеальная интуиция: «душевное состояние, способствующее такому труду, подобно религии или влюбленности: ежедневное старание проистекает не из какого-то намерения или программы, а из непосредственной потребности»[109].
Оставаясь материалистическим как по характеру используемых понятий, так и по методам наблюдения, современное «научное мышление» вправе говорить лишь об «успехах» своих технологий. Ограничивая «критерий истины» чувственным восприятием объекта, наука строит свои парадигмы на основе «физической реальности», с которой связывается понятие «фундаментального физического объекта», остающегося для познания «вещью в себе». Адресуя свое вопрошание одной лишь природе и довольствуясь максимально возможной точностью измерений, наука «забывет» о смысле самого этого вопрошания: о человеке. В результате человек стоит как бы «в стороне» от мировых свершений, довольствуясь ролью наблюдателя. И само это «наблюдение» есть своего рода бегство от истины, «провоцируемое» все более усложняющимися условиями эксперимента, с одной стороны,