старался встряхнуться, расслабиться. Но мышцы спорадически напрягались, и тело вновь принимало настороженную позу. Волна неопределенности пробегала по лицу.
Стоял и юноша. Его осанка выражала застывшую мысль. Глаза, как пустые фары, направлены на японца. В них ничего не светилось.
Кадзимура махнул рукой, сплюнул. Поклонился и пошел прочь от монаха.
– В чем дело? Мистер инструктор! – скривился в недовольстве Динстон.
– Нельзя с таким работать. Убьет еще ненароком. Он же ничего не видит. Больной, что ли. В глазах ничего прочесть нельзя.
– А насчет гонорара как?
– Только по приказу его императорского величества. От меня вы требовали отчет его я приготовлю в срок.
– Но мне нужен поединок.
– Это по моему усмотрению. Да и что вы понимаете в поединках!
– Позвольте мне, сэр! – бойко вскочил лейтенант Маккой. – Японцы никогда не были толковыми драчунами. Их хватает только на лозунги и крики.
Динстон с достоинством патриция древнего Рима махнул.
Офицер быстро направился к монаху. Полковник надеялся услышать от старейшин возгласы протеста, но те смиренно сидели и лишь иногда согласно кивали вслед разговору.
– Можно начинать? – с ловкостью администратора изогнулся Маккой.
Шеф еще раз махнул.
Лейтенант умело принял боксерскую стойку. Левое плечо вперед, подбородок на грудь. Глаза, как у кабана-секача: прямо и упрямо. Пудовые кулаки натружено водил перед собой, готовясь к атаке. Подшагнул к парню. Тот неподвижно стоял, немного выставив обе руки перед собой, ладонями вперед.
Удар правой прямой. Вместе с рукой американца голова воспитанника плавно отошла назад. Удар левой. Снова голова без толчков и соударений переместилась прочь на длину вытянутой руки лейтенанта. Впечатление, будто чугунные кулаки Маккоя только отодвигали восковое лицо аморфного монаха.
Янки размахнулся шире и сильно двинул в голову. Но она, будто намагниченная, держалась на расстоянии нескольких миллиметров от руки и вместе с ней послушно отходила назад. Резче. Резче. Лейтенант мощно выбрасывал кулаки вперед и упорно шел следом. Удары были такой силы, что заставили бы замертво упасть быка-трехлетку. Но они повисали в воздухе. Физиономия Маккоя набычилась, и он уже разошелся, как танцор. Удар следовал за ударом, но парнишка, словно издеваясь, совершал однообразное. Наконец, стараясь действовать незаметно, лейтенант попробовал садануть ногой.
Тело юноши скрутилось в бедрах, и армейский ботинок последних размеров шаркающе прошелестел рядом.
– Яа-га!! – рявкнул во всю мощь грудухи Маккой и изо всей силы стукнул другой ногой,
Как в железную перегородку уперлась она в предплечье монаха. Американец взвизгнул, но виду, что больно, старался не подавать. Немного пригибаясь, продолжал вымахивать огромными кулаками, но уже без всякого старания и техники. Вот он как молотом грохнул рукой сверху, снова хрипло рявкнул. Предплечье его плотно и с болью втерлось