ненависть к большевикам. До сего момента отец верой и правдой служил императору, отечеству и иже с ними. Но история меняла реалии. Жить нужно. Оказывается, как ни веруй, ни молись, а кусок хлеба на столе должен быть постоянным. Иначе нисходишь в житии своем до зверя дикого. Кров нужен. Тепло нужно. Все, кто не был профаном и идейным дураком, запасались золотом, валютой, драгоценностями: награбленными, наворованными. Мародерством не брезговали. Жизнь пригнула некогда гордые и спесивые головы до «высот» прокисающих грязных сапог на разлагающемся трупе, карманов с вонючими платками и засаленными банкнотами. Находясь при Семенове, отец наш, твой дед, понял житейскую основу. Сумел извлечь некоторую сумму золотом и мехами. С ними он исчез. Появился в Харбине. Туда же привез молодую супругу.
Я старший сын. Мой брат, твой отец, на три года моложе. Все было хорошо, пока банду Семенова крепко не потрепали. Оставшееся офицерье, еще не пропившее самогоном и бормотухой остатки здравомыслия, также начало разбредаться. Стань на хвост паршивой кошке – она не так мерзко взвоет, как те, которые узнают, что твой сослуживец живет в тепле и добре. Им, годами мыкавшимся по сырым лесам, гнилым болотам, прозябавшим под холодными дождями, обозленным на все и вся, как нож в сердце были известия подобного рода. Помойными тварями ползали по городу истерзанные остатки былой победоносной белогвардейщины. Вынюхивали. Их подцепили спецслужбы далеких стран. Сколотили контрреволюционную организацию. Предлагали отцу. Гордый человек был наш отец. Он ответил: «Пока была у меня вера в отечество, в благороднейшие принципы движения, я был в первых рядах. Если вновь кто-нибудь из венценосных отпрысков подымет святое знамя, я ни минуты не стону колебаться. Мое место там. Но находиться в одной шайке с жуликами и самозваными графами. Увольте!»
– Отец захлопнул дверь перед прыщавыми носами бандитов. Ему не простили. Во время конфликта на Восточно-Китайской железной дороге наемники из террористов, по указанию своих хозяев, жестоко расправились с отцом. Они терроризировали и мать. Но она стойко отвергла все их увещевания и угрозы. Это не могло не сказаться на ее здоровье. Во время японской оккупации наши коммерческие дела пошатнулись. Мать не смогла выдержать долгих нервных нагрузок и накануне второй мировой тихо скончалась. Мы были уже сравнительно взрослыми, хотя и не полностью самостоятельными людьми. Я был старшим. Хорошо помнил жуткие годы, когда от страха тряслись руки, если по ночам во дворах кто-то дико взвывал от боли и безысходности. Редкие выстрелы перемешивались с отчаянным хрипом, а безлунные ночи казались долгим могильным мраком. Я хорошо помнил это, потому скупился за каждый грош, экономил на всем, старался не ввязываться ни в какие авантюрные похождения. Я был стершим. На мне вся ответственность за будущее брата и младшей сестры. Твой отец жил за моей спиной не богато, но и не голодно. Его мысли о жизни были проще моих. Он мечтал, хранил романтику детства, барство. Нередко у него проявлялась надменная гордость, а с китайцами – спесь