алям.
Мне хотелось бы поблагодарить Worshipful Company of Farriers и Музей Брэкона, которые оказали посильную помощь в поиске информации для романа. Также хочу выразить искреннюю благодарность моей замечательной подруге Мелани Уильямс за то, что разобралась с моими весьма скудными знаниями валлийского и вложила в это дело душу.
Как и всегда, благодарю членов своей семьи за их неизменную поддержку и понимание. И за то, что еще не сошли с ума от моего болезненного увлечения писательской деятельностью и всем, связанным с ведьмами.
Глава 1
Интересно, считает ли себя красивой паучиха? Глядя на свое отражение в капельке росы, довольна ли она тем, как выглядит? Сплетенная ею паутина тоньше самого тонкого на свете шелка. Но люди восхищаются не паучихой, а лишь ее паутиной. Ее изяществом, ее хрупкой силой. А о бедной паучихе все думают – какая гадость! Кого-то она раздражает. Другие падают в обморок от одного вида этого создания. Но ведь она прекрасна, или, во всяком случае, мне она кажется таковой. Такая ловкая. Такая искусная. Идеально подходящая для судьбы, которую избрало ей мироздание. И сейчас такая паучиха сидит на моей ладони. Взгляните только, как она продумывает следующий шаг, выверяет пространство, и волоски на ее крохотных лапках приятно щекочут мне кожу, когда она двигается. И разве существо, настолько идеально подобранное под свою среду обитания, не заслуживает того, чтобы им восхищались люди? Как может считаться некрасивым насекомое с силуэтом настолько элегантным, точеным, изящным? Разве для того, чтобы тебя обожали, нужно обязательно быть сказочно прекрасным? Взять, к примеру, божью коровку… У нее ведь туловище жука и тонкие черные лапки, а меж тем девушки восхищаются красотой ее крылышек и веселыми белыми крапинками на них. Неужели мы всегда будем прятаться за внешней красотой, чтобы нравиться окружающим? Выходит, что так. Чтобы заслужить внимание мужчины, женщине полагается выглядеть надлежащим образом. Так уж заведено. И вот я перед вами, в белом платье, взятом напрокат, с цветами в волосах и на браслете, расфуфыренная, как попугай, такая, какой я на самом деле не являюсь, привлекаю внимание к тем сторонам своей личности, которых вовсе не существует. Я лгунья. Насколько я была бы счастлива сейчас, если бы вместо всего этого надела тонкую вуаль, свитую из паучьей паутины, в своих привычных темных одеждах, что делают меня частью мира теней и позволяют наблюдать со стороны за окружающими.
– Моргана! Моргана!
Мама в нетерпении. Нет, не то чтобы в нетерпении, просто слегка испугана. Думает, как бы я не сбежала, не скрылась в одном из своих потайных уголков, не исчезла, выждав, пока этот момент не кончится. Этот момент, о котором я не просила. И который сейчас наступил отнюдь не по моей воле.
– Моргана?
Неужели она правда хочет, чтобы я ушла? И оставила дом? Оставила ее? Ведь место дочери – подле матери. Почему должно быть иначе? Почему же она не дает мне сделать свой собственный выбор?
– Моргана, что ты делаешь?
Она нашла меня. Мама заглядывает внутрь, спустившись в узкий лаз, ведущий в нору под корнями дуба. Наклоняет голову, и кровь приливает к ее лицу, отчего ее щеки розовеют. Даже в том скудном свете, который попадает сюда, я вижу – мать очень взволнована. На фоне бледности ее кожи пылающие щеки резко бросаются в глаза.
– Моргана, твое платье… Ты его запачкаешь. А ну-ка, выходи, ребенок, – произносит она. И я больше не могу оттягивать момент. Я по-прежнему держу в руке паучиху. Я могу взять ее с собой, сунув в карман нижней юбки. По крайней мере, тогда у меня будет подруга, с которой я могла бы разделить все тяготы сегодняшнего дня. Но нет, это существо должно остаться здесь. Так зачем же насильно тащить наверх нас обеих?
Ну же, маленький паучок, беги обратно в свою паутинку.
Я возвращаю паучиху туда, где ее место. Жаль, что я не могу остаться в этом темном, тесном убежище, в этом чреве земном вместе с ней. Но мои желания не в счет. Моя судьба решена. И я выбираюсь из норы.
Солнечный свет слепит меня. Яркие лучи сияют на дурацком платье и чересчур пышных цветах в волосах. Сейчас я отвратительно светла. Боже, в какую чушь я ввязалась!
– Уф, детка, да на тебе столько земли, что можно устроить грядки. И о чем ты только думала, когда полезла туда в подвенечном платье? – причитает мама.
Она нарочито хмурит брови, но актриса из нее никудышная. В ее глазах я читаю испуг. От меня скрыть этот страх не выходит. Наконец, мать перестает пытаться стряхнуть с подола платья всю грязь и кладет руки мне на плечи, крепко обняв меня и завладев моим взглядом.
– Ты уже не маленькая девочка, – говорит она, та, кто буквально секунду назад называл меня ребенком. – Вот и не помешало бы тебе вести себя, как женщине. Твой муж имеет право рассчитывать, что у тебя есть… хоть какие-то манеры.
Теперь мой черед хмуриться. Муж! Могла бы с таким же успехом сказать Хозяин! Мастер! Господь! Я отворачиваюсь. Я не хочу на нее смотреть, ибо сердце мое полно гнева. Я чувствую, как он кипит внутри меня, и что-то во мне как будто щелкает, меняется. Звуки приглушаются. Голоса превращаются в бессмысленную болтовню. Мой мозг давит на череп с огромной