мне, как и вам, свысока
Неоглядные дали открылись.
Унесите в простор голубой,
Чтобы в небе, кружась вместе с вами,
Смог увидеть я землю, какой
Вам дано её видеть веками.
Жизнь красивая – лишь на лету.
Знает сызмалу каждая птица:
Чтобы всю разглядеть красоту,
Нужно ввысь от неё отдалиться.
Травы, за ноги тело держа,
Не дают мне вспорхнуть, но взлетает
Из земного острога душа
К журавлиным и облачным стаям.
Я витаю в заре огневой,
Лёжа навзничь в ромашках лилейных.
И, живя с детства жизнью двойной,
Не предам я ни небо, ни землю.
Сбит в сугроб в небе облачный пух,
Тополиный – кружит снегопадом.
А я свой заколдованный круг
Обвожу очарованным взглядом.
Фото автора.
9. Лесной родник
Глазами голубыми над деревьями
В глубь леса небо смотрит свысока,
Как с неуёмной жизненной энергией
В траве клокочет сердце родника.
Оно качает воды в мёртвой темени
И поднимает их на белый свет.
О, сколько нужно страсти, сил и времени,
Чтоб вычерпать всю кровь подземных недр!
Но сердце родника вовсю работает,
Напевом ручейка благодаря
И старый лес, и небо синеокое
За дивный дар земного бытия.
Перед ключом в зной стану на колени я,
Напьюсь живой водицы из него.
Вот так и ты поишь меня, Поэзия,
Струясь на свет из сердца моего.
10. Арония
В осеннем платье ты, арония,
Нежна, изящна, всех прекрасней.
Не собралась ли ты на родину
Открыть рябиновый там праздник?
Пленила б ты нарядной кроною
Всех, с кем не виделась ты прежде.
И увенчать тебя короною
Пришёл бы сам таёжный леший.
Душой ты в Северной Америке?
Но плоть твою здесь держат корни.
И потому ты так, наверное,
Тиха, задумчива, покорна.
А, может, ты, считаешь родиной
Моё родное Приазовье?
И в руки кисти черноплодные
Как брату тянешь мне с любовью.
Благодарю тебя, арония, —
И ты мне будешь век сестрицей!
Твою заботу благородную
Я возвращу тебе сторицей.
Я здесь тебя теплом порадую.
Зачем тебе холодный север?
Приятно быть не только братом мне,
Но и слугою королевы!
11. Колосок
Среди пыльной травы
заблудился я в поле,
На луче стебелька
золотой колосок.
На границе ветров
я сгибаюсь до боли.
Я ещё не созрел, а уже одинок.
Когда зёрнышком был, от дыхания ветра
Слаб и лёгок, как пух, улетел я сюда.
Колыбельную мне