безвольно подергивались, не желая повиноваться ему; пальцы цеплялись за сальные кирпичи. Сквозь кровь, булькающую в ноздрях, он почуял запах реки.
«Мое лицо…»
– Ш-ш… што щ-ще? – попытался выговорить он, но говорить было невозможно: у него не осталось губ. «Я же вам все рассказал!»
Сапоги зачавкали по илистому дну. Откуда-то сверху донесся смешок.
– Если око твоего врага оскорбляет тебя, раб, ты ведь вырвешь его, не так ли?
– Жалс-ста… щадите… уля-яю! Щадите-е!
– Пощадить тебя? – рассмеялась тварь. – Глупец! Милосердие – роскошь, доступная лишь праздным! У Завета много глаз, и нам придется вырвать их все!
«Где мое лицо?!»
Его тело утратило вес. Потом над головой сомкнулась холодная вода.
Ахкеймион пробудился в предрассветном сумраке. Голова гудела от выпитого вчера и от новых ночных кошмаров. Новых снов об Армагеддоне.
Он закашлялся, встал с соломенного тюфяка, пошатываясь, подошел к единственному окну и трясущимися руками отодвинул лакированную ставню. Предутренняя прохлада. Серый рассвет. Дворцы и храмы Каритусаля высились среди поросли мелких зданий. Над рекой Сают висел густой туман, расползавшийся по улицам и переулкам нижнего города, точно вода по каналам. Из бесплотной пелены одиноко вздымались Багряные Шпили, крохотные, с ноготок, похожие сейчас на башни мертвого города, погребенного под белыми барханами.
У Ахкеймиона перехватило горло. Он сморгнул слезы с глаз. Ни огонька. Никакого хора стенаний. Все тихо. Даже Шпили дышали царственным покоем.
«Этому миру не должен прийти конец», – подумал он.
Адепт отошел от окна, вернулся к единственному в комнате столу и сел на табурет – или то, что сходило за табурет в этом месте: выглядел он так, словно его спасли с потерпевшего крушение корабля. Ахкеймион обмакнул перо в чернильницу и, развернув небольшой свиток пергамента, валявшийся на столе посреди прочих клочков, написал:
Броды Тиванраэ. То же самое.
Сожжение Сауглишской библиотеки. Другое. Видел в зеркале свое лицо, а не С.
Любопытное расхождение. Что бы это значило? Некоторое время Ахкеймион кисло размышлял над тщетностью этого вопроса. Потом вспомнил свое пробуждение посреди ночи. И добавил с новой строки:
Смерть и Пророчество Анасуримбора Кельмомаса. То же самое.
Но действительно ли это тот же самый сон? Да, подробности все те же, но на этот раз в видении была какая-то пугающая реальность. Сон оказался достаточно реальным, чтобы разбудить его. Ахкеймион вычеркнул «то же самое» и дописал:
Другое. Более мощное.
Дожидаясь, пока высохнут чернила, он просматривал другие записи, мало-помалу разворачивая свиток. Каждая из них сопровождалась потоком образов и страстей, преображавших немые чернила в кусочки иного мира. Тела, валящиеся вниз среди сплетенных струй речного водопада. Любовница, сплевывающая кровь сквозь стиснутые зубы. Огонь, обвивающийся вокруг каменных башен, подобно легкомысленному танцору.
Ахкеймион