на больные точки – пуля в десятку, но… Говоришь, сын скучает? Почему же ты одна сидишь в Мишкиной машине, почему не взяла его с собой?
– Если бы я взяла Болека, Мишка не пустил бы меня в машину! – огрызнулась бывшая, что и подтверждает: она далеко не кролик, ее смирения хватает на один воробьиный «чик-чирик».
– Тебя не пустил бы, тебя?! – Борис, наконец, посмотрел назад, ухмыльнулся. – Если ты решишь попасть к самому президенту, никто тебя не остановит, ты же броневик, несмотря на стройность, а тут всего лишь наш Мишель. Он же для тебя так, мошка.
Михаил хохотнул, мол, ничего себе – мошка аж два метра, но, взглянув мельком на мрачного друга, вздохнул:
– Ребята, глядя на вас, жениться раздумаешь.
– Ты хоть помолчи! – рявкнула Ляля в его сторону, она терпеть не могла проигрывать, а ведь терпела поражение, к тому же при свидетеле. И снова переключилась на мужа, не стесняясь его друга: – Боря, я хочу все вернуть, давай начнем сначала…
– Опять: ты хочешь! Ты! А я, представь себе, не хочу. Твои капризы на первом месте, даже в мелочах никогда не уступишь, будь ты двести раз не права. И никогда не считаешься с теми, кто рядом, – ни со мной, ни с родителями, ни с сыном. У тебя есть ты, а все остальные бесплатное приложение, которым ты пользуешься, когда надо, но опять же – тебе. С меня твоей любви к тебе достаточно.
Он повернулся лицом к лобовому стеклу, нахмурился, ему очередные выяснения отношений в тягость, тем более что поворачивать коней вспять не собирался. Выбор был сделан давно, последний шаг – перед отъездом, когда собрал Борис вещи и ушел к Мишке.
– У нас семья, ребенок, – не унималась Ляля.
– От ребенка я не отказываюсь, – подхватил Борис. – Я готов его взять к себе, тебе же Болек не нужен, но ты…
– Не отдам тебе Болека! – выкрикнула Ляля, нервы сдали.
– Кто бы сомневался! – хмыкнул Борис.
– Короче, так: либо ты возвращаешься, мы устаканиваем наши отношения и воспитываем нашего Болека вместе, либо не увидишь сына! Никогда. Я не разрешу тебе с ним видеться, чтобы не травмировать ребенка.
– Вот! – на абсолютно спокойной ноте сказал Борис, подняв вверх указательный палец. – В этом ты вся. Тебе сын нужен, чтобы шантажировать меня, не более. Не важно, что ему будет плохо, что Болек будет скучать, страдать. Но ты запретишь ему страдать! Ты всегда знаешь, как надо жить, любить, работать. Я разочаровался в тебе сразу после свадьбы, когда ты начала перевоспитывать меня под свой идеал. Да ведь предела совершенству нет, твоя паранойя всех подстраивать под себя грозила превратить мою жизнь в ад, я решил еще тогда уйти. Но! Ты забеременела. И я остался. Думал, ребенок заберет хотя бы половину твоей неуемной энергии, но ошибся. Тебя на всех хватает, портишь жизнь и даже не замечаешь. Из-за Болека я не бросал тебя, а ты наглела, стала показывать раздражение при посторонних, и это было последней каплей. Я предупреждал тебя, что если уйду, то навсегда?
– Выходит, – процедила Ляля, – я чудовище, а ты у нас…
– Я чудовище,