Изабелла чуть повернула голову в мою сторону.
– Сэр Ричард? Вам тоже понравилось?.. Что-то у вас хмурый вид. Скажите же Патрику свое мнение рыцаря, о которых он слагает баллады!
– Весьма, – изрек я. – Да, весьма.
Женщины переглянулись, а Патрик опасливо смерил взглядом мой рост и длину рук, помолчал, не решаясь усомниться вслух, что такие здоровяки предпочитают слушать звон мечей и крики трупов.
– Это простая песня, сэр, – заметил он наконец. – Герцог Готфрид предпочитал, конечно, героические. А это так…
– О любви, – сказал я.
– О любви, – согласился он несчастливо.
– О неразделенной, – подчеркнул я.
– Да, сэр…
– Сэр Ричард, – напомнил я. – От разделенной любви рождаются дети, а от неразделенной – стихи.
Женщины посматривали с интересом, у Дженифер разгорелись глазки. Менестрель взглянул настороженно.
– Наверное, вы правы, сэр…
– Прав, – отрезал я безапелляционно, – как может быть рыцарь не прав?.. Да еще с таким длинным мечом? Вот что еще… сам понимаешь, что для тебя лучше неразделенная. Что дети? Вон их сколько бегает!..
Он вздохнул.
– Да и песен сколько, а все ли выживают?.. Кроме того, сэр, каждый человек стремится к простому тихому счастью.
– Каждый простой человек, – уточнил я. – А ты точно знаешь, что простой?.. И что твои песни забудут? Если уверен – женись и заводи детей. Если же есть шанс, что хоть какая-то песня выживет, – дай обет безбрачия и воспевай баб-с издали, оттуда они не такие мерзкие. Не важно, какой повод к созданию песни, главное – чтоб получилась!
Он вздохнул, посматривал нерешительно, во взгляде колебание, все еще не знает, как меня понимать и каким принимать, вот такая я богатая натура, многосторонняя, даже это профессиональное брехло или, скажем вежливее, – создатель культурологических мифов еще не врубился и никак не выберет линию.
– Значит, – проговорил он невесело, – мое исполнение не понравилось?
– Почему же, – ответил я искренне. – У тебя прекрасный голос. И на лютне превосходно… э-э… пальцами. Гибкие суставы, как у карманника, чуткий слух. В самом деле, очень хорошо.
Женщины смотрели блестящими глазами, что-то назревает, но пока еще не поняли, а менестрель продолжал всматриваться в мое лицо.
– Тогда… не понравилась сама баллада?
Я пожал плечами.
– Баллада как баллада. Вполне естественная для этого времени.
В его глазах блеснуло удивление.
– Это как?
– Люди мельчают, – сказал я, – а у мелких людей мелкие интересы. Это только в героическую эпоху: сперва думай о Родине, а потом о себе… Но та эпоха прошла, ты очень хорошо и умело показываешь ту грань, на которой балансировал твой рыцарь. У него был выбор: остаться в прежнем мире или перейти в этот, современный. Он решился перейти в современный, когда близость к женщине оценивается выше, чем близость к Отечеству.
Женщины смотрят с непониманием.