Я не хочу.
Ида так улыбалась, как раньше, до четырнадцатой зимы, до этого снега, до ее взрослости. И я вспомнил, что никто не улыбается у нас в деревне, только те, кто не достиг возраста приема лекарства.
– Нет, – сказал я. – Не хочу. А зачем его пить, если оно делает тебя хуже?
– Я не знаю. Но посмотри, что я тебе покажу. Сегодня мама там останется до утра.
– Где? – спросил я.
– В Плясе. Не переживай, там полдеревни нашей каждую ночь спит. И она нередко тоже, просто мы об этом не знаем, потому что спим дома. Нам нужно спрятаться так, чтобы не замерзнуть и не быть замеченными. – Она это сказала быстро и махнула рукой в сторону, где стояла лодка, сто лет назад подаренная небесами нашему речному поселку.
– В ней никто не живет и не бывает. Побежали туда, – весело позвала меня сестра.
На свой страх и риск, больше боясь, чем замерзая, я побежал за Идой. На нас падал снежок, он заносил следы, остающиеся на тонком льду на пристани, оставленные мальчишкой десяти зим и девочкой, называвшей себя женщиной.
Добежав, мы не согрелись, конечно, в этой лодке было холодно, как на льду голышом. У нее были только стены, но не тепло для нуждающихся.
Ида приложила палец к губам, давая понять, что нужно молчать, во второй, посиневшей от холода руке, она держала колбу с черной жидкостью. Взглядом я спросил, что же делать дальше. Она показала мне палец и потыкала им в окно и вверх. Я выглянул в окно и ничего кроме темноты не увидел. Я молча развел руками показывая, что не понимаю, о чем она говорит, но устроившись у окна, сестра так же ждала, как и я.
– Слышишь? – тихо спросила она.
– Нет, – также, еле шевеля губами, прошептал я.
– Слу-у-у-уша-а-ай… – шепотом протянула она.
А где-то внутри моей десятизимней головы взрывалось слово «обман»! Что-то должно произойти то, что замалчивают все, то, что все скрывают, что мама таит от нас. Где грань между взрослостью и враньем? Или этой грани нет, и эти два понятия, как водоросли, переплелись, и не распутать их? Взрослость, вранье, угрюмость, недовольство жизнью, безрадостность, вечная серость… Но вот и я услышал и посмотрел с ужасом на сестру. А она так снисходительно покачала головой, мол, теперь ты меня понимаешь, и улыбнулась. Это меня взбодрило. Я продолжал смотреть в черное небо и услышал шелест, он приближался, становился таким громким, как шум тента лодки в ветреную погоду. И вот что-то огромное появилось в небе, что-то с крыльями и четырьмя лапами. Существ было много. Я насчитал около десяти летающих монстров. Что-то страшное, черное и наверняка еще пока до нас никем не виданное. Не могли люди не знать об этом. Шум пролетел мимо. Я хотел что-то спросить у сестры, но едва открыл рот, она закрыла его рукой. И приставила потом палец к губам. Я понял, что это не конец, и потер холодную пятку левой ноги о колено правой. Через некоторое время шум возобновился, он направлялся в обратную сторону: теперь эти же существа «плыли» но небу назад. Но не так легко, как раньше, а тяжело взмахивая крыльями. Так к причалу пристает лодка Рока Хэма, всегда нагруженная до краев рыбой, весла на ней всегда тяжелы, а всплески воды