партийной идеологией высших научных кругах: его имя не найдёшь среди академиков и даже членкоров, перед ним закрыты двери МГУ, да и само издание работ оказывается не простым делом (подчас приходится бороться за каждую строчку с подозревающими крамолу редакторами). Профессор Лосев считает себя «сосланным в ХХ век».
Но наедине с Богом он – монах, во всём усматривающий Его волю. Лосев способен погрузиться во время учёного заседания в священнобезмолвие умной Иисусовой молитвы (в давние времена он обучался ей у афонских монахов), осенить себя незаметно для собеседников мелким крестом под пиджаком против сердца. Весь трагизм этой беспримерной жизни выражен в словах 80-летнего Лосева: «Моя церковь внутрь ушла… Я вынес весь сталинизм, с первой секунды до последней на своих плечах… И у меня не отчаяние, а – отшельничество… Как Серафим Саровский, который несколько лет не ходил в церковь». Основанием его неиссякаемой веры, неподвластной разуму, остаётся тайна: «…Вера начинается тогда, когда Бог – распят. Бог – распят! Когда начинаешь это пытаться понимать, видишь: это тайна». Но тогда объяснение находит и основа поведения верующего: «…Христианское смирение не есть ничтожество, это упование на вечное спасение».
Когда вокруг начали происходить серьёзные изменения, и слово «Бог» вновь стали признавать именем, а не понятием, Лосев уже преодолел 90-летний рубеж. Но он всё ещё находит силы для откровенных бесед со своими учениками и почитателями. И становится предельно ясным, что слепой, чувствующий иссякание жизненных соков старец всё так же ясен умом и твёрд духом. Вся история остаётся для него ареной встречи человеческой воли, направляемой несовершенным разумом, с Божественным промыслом: «Ты хочешь стать на место Божие и овладеть всеми планами божественного мироуправления! Это никому не дано» Любовь Бога к человеку всеобъемлюща, но проявляться она может в самых жестоких испытаниях, необходимых для его вечного спасения: «Что ни есть, то к лучшему. Да-да. Только это не пошлое такое самодовольство, а это трагическое христианство». В православии Бог доступен верующему через живое общение с Ним, чего нет в протестантстве: «Протестантизм – тоже религия, тоже общение, но – общение в понятиях… У нас общение с Богом может быть и через прикосновение (к иконам), вкус (при причащении), обоняние (ладан), слух, зрение – все чувства». Особый смысл приобретают церковные таинства: «Таинство определяется тем, что мы исповедуем абсолютную бесконечную личность, абсолютный идеал – Христа, Его воплощение здесь, на Земле. Общение человека с абсолютной личностью – Богом и есть таинство… В православии Бог есть крещение, исповедь, причастие, молитва – всё это таинства. Наш Бог доступен для общения»… Так, сочетая до последних дней заботы о делах мирских – научных с духовными наставлениями и прославлением Имени Божия, завершил свой земной путь выдающийся подвижник земли русской…
В глубине