озарение. Я посмотрела на вещи с другой стороны: я должна помочь Братцу Кролику достойно выйти из этой ситуации. Должна помочь ему вернуться. Дать ему время достойно завершить отношения с бухгалтершей. Сорок лет жизни не стоят моей женской гордости! Тем более у меня ее не так уж много. Еще папа замечал, что у меня с женской гордостью проблемы, в том смысле, что не так уж ее и много… А как обрадуются наши друзья, что мы опять вместе и можно постучаться к нам в любую минуту! А что он к ним приходил с бухгалтершей, так я прощу, уже простила…
К нам подбежал мальчик и сказал: «Папа, я уже и первое мороженое съел, и второе, а ты все меня не зовешь. Чья это такая крутая машина? Красная!» Мальчику лет восемь или девять, от восьми до девяти. Сколько лет он не решался мне рассказать, от восьми до девяти?
Мальчик восторженно разглядывал «мерседес». Он у меня и правда особенный: мой друг юности, теперь один из первых людей страны, не просто так подарил мне красный «Мерседес кабриолет SL500» (год выпуска – год нашего с ним романа), – это тонкий подарок в память о мечте. Красный «мерседес»-кабриолет был недостижимым для нас воплощением других миров… А теперь вот – катайся, сказал он своим подарком.
Я подумала: возьму и отдам Братцу Кролику «мерседес». Сделаю царский подарок – нате вам, Братец Кролик и мальчик, «мерседес», самый длинный, самый красный… Мальчик посмотрит восхищенно на папу, Братец Кролик благодарно на меня… Красиво было бы.
Фига! Не подарю. Во-первых, царский подарок делают на рождение ребенка, а ребенок родился восемь-девять лет назад. Во-вторых, я не люблю детей, особенно не люблю мальчиков.
И я вдруг очень пожалела Братца Кролика – за то, что у него этот мальчик: будет любить его, чувствовать его душу, видеть, как он радуется снегу, красному «мерседесу», мороженому. Будет радовать его, утешать, когда он упадет, ударится, подарит ему хомячка… а потом тот станет ему чужим или еще как-нибудь разобьет ему сердце. Мы с ним решили не иметь детей, думаю, мы так веселились, потому что у нас не было детей и все веселье оставалось нам. Разве Братец Кролик ходил бы по дому в костюме пчелы – за спиной крылья, на голове антенна, – если бы у нас были дети? Или в тоге из простыни, специально сшитой Аннунциатой, чтобы он выходил в ней к завтраку? Если бы у нас были дети. А теперь у него мальчик. Бедный Братец Кролик.
Мальчик держал за руку еще одного мальчика. Наверное, у меня потемнело в глазах, раз я не сразу разглядела, что за спиной у мальчика еще один мальчик.
– Не смотри так, Братец Лис, это же просто дети, мальчик и мальчик. Не переживай, Братец Лис…
Не переживай? Он же, черт возьми, писатель, а не водопроводчик! Мог бы сказать: «Не терзайся, Братец Лис, не уступай невыносимым мукам, не изнывай». Да и какой же я теперь Братец Лис? Я Железный Дровосек – мне нельзя плакать, а то заржавею.
ОООО. УУУУ. Теория розовых клеточек не работает. Вокруг черная реальность, ее не перекрасить в розовый цвет… Так больно, что, может быть, лучше сразу головой в Неву? Столько лет уже был мальчик, а мы