все двадцать с копейками начисленных лет выслуги не украл ни единой солдатской портянки и не толкнул налево ни банки казенной армейской тушенки. Меня действительно выперли, но из организации, гораздо более серьезной, нежели службы тыла всех армий мира, вместе взятых. А в военкомате находится так называемое «третье» личное дело, то есть добросовестно скроенная и даже выдерживающая проверку «липа».
Как и многим другим, в восемнадцать мне совершенно не хотелось во солдаты, но у мамы денег на «отмазку» не было, а удачливый коммерсант-отчим как раз в то время вложил всю имеющуюся наличку в евроремонт новой, только что приобретенной квартиры в самом престижном районе нашего городка. Поэтому я уехал в Москву и там довольно быстро влился в одну охранно-бандитскую структуру. В то время страна была битком набита подобного рода мутными конторами с крохотным уставным фондом и очень ограниченной уголовной ответственностью за что-либо совершаемое. Порой невозможно было без микроскопа определить, где заканчивалась собственно охрана и начинался ничем не прикрытый бандитизм. И наоборот. Веселое было время, и мы все под стать ему.
Через год я ненадолго завернул домой, навестить маму с сестренкой, и в первую же ночь за мной пришли менты и люди в красивых защитного цвета мундирах. У еще тогда не перешедшего из бизнеса в политику маминого мужа лишних денег опять не оказалось, на сей раз он затеял строительство дома за городом у озера. Подозреваю, кстати, что именно он, по причине природной подлости, позвонил куда надо и сообщил о моем приезде.
Так я все-таки стал военным и попал в окружную бригаду спецназа: медицинскую комиссию привело в умиление состояние моего здоровья, а «покупателей» в погонах приятно поразило наличие у призывника Коваленко И. А. шести первых спортивных разрядов и аттестата об окончании английской спецшколы.
Через год меня перевели и, что интересно, опять в спецназ, но на сей раз в очень и очень серьезный. Вообще-то в нем должны были служить только офицеры, но к 1994 году их уже не хватало, кого выгнали, а кто плюнул и ушел сам. Вот и латали дыры солдатиками срочной службы.
– Назови мне, Коваленко, слово на букву «Т», – с ходу в лоб огорошил меня при знакомстве командир группы подполковник Волков – высокий, спокойный мужик, совсем седой в свои тридцать с копейками.
– Танк!
– Еще!
– Тринитротолуол!
– Слишком сложно. Еще!
– Тупица!
– Дошутишься, еще!
– Тихий!
– Тихий, говоришь? Ладно, пусть будет Тихий.
– Что будет, товарищ подполковник?
– Отвыкай обращаться по званию, здесь тебе не рота почетного караула.
– А как обращаться? – опешил я.
– Меня называй «командир», а с ребятами сам разберешься.
– А при чем тут Тихий, командир? – поинтересовался я.
– Это теперь твой позывной. Мои соболезнования, Тихий.
– По какому поводу?
– Сам скоро поймешь.
И я действительно