существо и живёт слоями. Оторваться от своего слоя и переместиться в другой неимоверно сложно. Одной силы воли недостаточно. Именно по той же причине из меня не мог получиться чистоплюй-пианист в смокинге – потому что по происхождению и менталитету я люмпен-пролетарий.
– Большой начальник? Не из Тюмени случайно?
Это Саша так шутил. На него находила иногда циничная волна, и он мог быть в такие моменты очень едким. Правда, он никогда и никому не желал зла – физически не мог.
– Кто, брат?! – воскликнула Зина и тут же задорно рассмеялась. Вслед за ней и Афиногеныч, тоже оценивший шутку Макарова, исполнил партию старческого беззубого хохота. Я расслышал, что и Лёша Удачин деликатно хохотнул пару раз. Да и сам я не смог не сдержать смеха.
– Блин, парни! – сумела сквозь смех выдать Коромыслова. – У вас тут приколы какие-то свои хитрые, непонятные. Чувствую, мы сработаемся!
С её приходом пришлось пересмотреть репертуар. Как ни странно, она отклонила моё предложение петь «Но редорьян» и «Мани, мани», с которыми так здорово показывала себя в «Роботе Вертере»
– По-моему, у этого ансамбля несколько другой формат, – заметила Зина.
А вот на совместную идею Макарова и Афиногеныча включить песни Пугачёвой, Ротару и группы «Виагра» отреагировала самым положительным образом.
– Слушайте-ка, ребзя! – рассуждала она. – Раз первый концерт в колонии, надо сдвинуться в сторону шансона. Почему бы не спеть что-нибудь из Круга или даже из ансамбля «Воровайки»?
– Ты будешь петь Круга? – по всей видимости, таким образом я пытался её урезонить.
Хотя не спорю, идея лабать шансон по-своему привлекала. Даже воспламеняла! Вот откуда в русских людях эта любовь к уголовщине?
– Да, солнышко моё, – отвечала она. – Я буду петь Круга. У настоящего искусства нет границ.
До концерта в «Тройке» оставалось четыре дня. Точное время, отпущенное нам на представление в колонии, никто не знал. Исходили из того, что потребуется играть минут сорок. Максимум – час. В целом репертуар вырисовывался. Лично мне и вовсе практически ничего разучивать не приходилось – песни Пугачёвой и Ротару я отлично знал по ресторанной работе.
– Вот смотрите, – Саша Макаров принёс на одну из самых последних репетиций листок бумаги с текстом. – Мне всё покоя не давало «Летнее вино» Синатры. Хорошая песня. Я тут попытался набросать для неё русский текст. Получился самый настоящий шансон. Может, разучим?
Я даже просиял в глубине души – Саша НАШ, громы небесный, он НАШ! Нет, чёрт возьми, он МОЙ. Мы с ним одной крови!
Мне почему-то даже в голову не приходило, что эту песню можно переложить на русский. Впрочем, как это могло придти ко мне, параноику-лузеру? Я мыслю узко, хотя инвалиды чутки к искусству – физический недостаток почему-то в первую очередь влияет на творческие симптомы. По большому счёту, всё искусство – обитель инвалидов или как минимум неполноценных людей.
В Сашиной