отряда и есть маги Гальбаторикса, они слишком далеко от него, чтобы мысленно определить, где они со Слоаном находятся. «К тому времени, как они обнаружат тела раззаков, – решил Эрагон, – надо было бы пробежать про крайней мере лигу, и тогда уж вряд ли кто-то из них сможет меня обнаружить. И потом они наверняка станут искать дракона и Всадника, а не пешего странника».
Довольный тем, что не нужно опасаться сиюминутного нападения, Эрагон двинулся дальше тем же ровным, широким шагом, что и раньше; так, без особого напряжения, он мог идти хоть целый день.
Над головой ослепительно сияло золотисто-белое солнце. Впереди на много лиг расстилалась дикая местность, лишенная каких-либо следов пребывания человека; вблизи не было ни одного селения. А в сердце Эрагона бушевала радость: наконец-то с проклятыми раззаками было покончено!
Наконец-то его жажда мести была полностью удовлетворена. Наконец-то он исполнил свой долг по отношению к Гэрроу и Брому. Наконец-то сбросил с себя тяжкий груз страха и гнева, который так мучительно угнетал его с тех самых пор, как раззаки впервые появились в Карвахолле. На то, чтобы найти их и уничтожить, потребовалось гораздо больше времени, чем он рассчитывал, но теперь дело было сделано, и, надо сказать, это было нелегкое дело. И Эрагон позволил себе расслабиться, наслаждаясь той радостью, которую принесло ему решение столь трудной задачи.
И все же, как ни странно, у вкуса этой его победы был отчетливый горький привкус: неожиданное ощущение потери. Охота на раззаков была одной из последних нитей, связывавших его с прежней жизнью в долине Паланкар, и ему страстно хотелось возобновить эту связь, сколь бы печальные и горькие воспоминания она ни вызывала в его душе. Мало того, выполнение этой задачи дало ему цель в жизни, определив ее направление; ведь именно по этой причине он, собственно, и покинул некогда родной дом. А теперь, когда эта цель была достигнута, в душе у него возникла некая пустота – в том самом месте, где некогда жила его пламенная ненависть к раззакам.
Эрагона это потрясло. Оказывается, ему даже жаль, что с раззаками покончено? И он поклялся в душе, что впредь никогда не совершит подобной ошибки, все свои помыслы связав с одной-единственной конкретной целью и став, по сути, ее рабом. «Я не желаю думать только о том, как мне победить Муртага или Гальбаторикса, чтобы после победы над ними не чувствовать подобной пустоты и отсутствия желания дальнейших перемен в своей жизни! – сказал он себе. – Это может закончиться тем, что я сам попытаюсь продлить этот конфликт до бесконечности, чтобы не думать о том, что будет после его завершения». И Эрагон решил отбросить свои ненужные сожаления и сосредоточиться на том, что теперь ему явно значительно полегчало, ибо он теперь свободен от бесконечных поисков, которые сам себе навязал, и единственные его теперешние обязательства связаны только с тем положением, которое он занимает в борьбе варденов.
Эти мысли взбодрили его настолько, что даже походка его стала более легкой. Теперь, после гибели