в котором я плаваю брюхом вверх. На уроках религиоведения мы говорили о сумасшедшем датском художнике, который выставил в музее золотых рыбок. Десять золотых рыбок в миксерах. И посетители могли, по своему желанию, нажать кнопку «старт» и включить миксер. Дззз. Одна секунда – и смузи «Золотая рыбка» готов.
Снимают ли меня на камеру? Разумеется. Нужно ли им говорить, что они следят за мной? Нет. Они ничего у меня не спрашивали, когда раздевали меня, кололи иглами, пичкали таблетками. Я смотрела на стену с широко раскрытыми глазами. Люди были вокруг меня. Они будут открывать и закрывать двери. Я буду забывать их, вспоминать их. Они будут подходить и трогать меня. Дзззз.
О каком сне может идти речь? Разве может одна маленькая белая таблетка заставить меня расслабиться? Один укол? Никогда. Я не могу рисковать. Стоит мне закрыть глаза, как все вернется. Полиция хотела, чтобы я им все рассказала. Потом они сообщили, что Клаес мертв. Себастиан застрелил его первым. Когда я пришла к ним домой в то утро, Клаес Фагерман уже лежал мертвый на полу в кухне.
– Что ты думала о Клаесе, Майя? Что он тебе сделал? Что ты думала о том, что он тебе сделал? Можешь рассказать нам, что ты сказала Себастиану о его отце, Майя? Можем мы поговорить о том, что ты написала Себастиану накануне? Вот почему они задавали все эти вопросы. Они сказали, что мы с Себастианом решили, что его отец должен умереть. И другие тоже. Почему они должны были умереть. Майя?
Они сказали, что мы с Себастианом приняли решение умереть вместе, но я не решилась. Они сказали, что страх смерти – это нормально.
– Ты испугалась, когда поняла, что это конец? Да, Майя?
Я даже не знала, где начало. И вот я лежу в камере, где за мной следят невидимые мне люди. И это еще не конец.
В начале того, что можно назвать началом, мы с Себастианом зависали в бассейне. Бассейн находился в западном крыле. Там же располагалась вечно пустовавшая комната для гостей. Двуспальная кровать всегда была застелена свежими прохладными простынями. И в бассейне динамики были повсюду – на потолке, во всех углах, внизу на уровне пола. Самый лучший звук был в бассейне. Музыка заглушала слабое жужжание очистительной системы. Мы ставили одни и те же песни. Любимые песни Себастиана. Мои любимые. Наши. Музыка поглощала нас, делала своей частью.
Интересно, что было в этом шприце, думала я, чувствуя, как тело немеет. В голове жужжало и трещало, как в плохом радио, когда постоянно крутишь тумблер, переключая станции. Сначала треск, потом звук. Белый шум. Звук. Белый шум. Звук.
Клаес ненавидел наркоманов, так он говорил. Но это была только одна из причин его ненависти к Себастиану.
Я гладила обитую мягким стену камеры и думала о том, что было вечность назад. Я потеряла счет времени. Да, вечером накануне я приняла кое-что, я была под кайфом, я нервничала, мне было страшно. Клаес был отвратителен. Я ненавидела его. Он плохо обращался со мной, плохо обращался с Себастианом. Кто-то должен был сказать Себастиану, что у его отца не все в порядке с головой. Не все в порядке с головой, так я и сказала