нам – зола!
Получилось:
Леонардо да Винчи!
Мона Лиза!
Глава 17
Мона Лиза.
Софи стояла на ступенях запасного выхода, позабыв, что они собирались бежать из Лувра. Потрясение от того, что удалось прочитать анаграмму, смешивалось с обидой, что шифр поддался не ей.
– Удивляюсь, как ваш дед сумел составить такую сложную анаграмму, когда ему оставалось жить всего несколько минут.
Софи знала ответ, и от этого ей было только больнее. Как я не поняла? Она вспомнила, что в юности дед развлекался анаграммами, превращая в шарады знаменитые произведения искусства. Когда Софи была еще маленькой, одна из таких анаграмм стоила ему неприятностей. Дед давал интервью американскому искусствоведческому журналу и выразил свое неприятие кубизма начала двадцатых годов прошлого столетия, заметив, что шедевр Пикассо «Авиньонские девицы» полностью соответствует анаграмме названия картины: «мерзкая бессмысленная пачкотня». Это совсем не понравилось ценителям Пикассо.
– Я думаю, что дед давным-давно придумал эту анаграмму Моны Лизы. – Софи посмотрела на Лэнгдона. А сегодняшние обстоятельства заставили его воспользоваться былой заготовкой в качестве импровизированного шифра.
Голос Соньера ясно прозвучал в ее ушах:
Леонардо да Винчи!
Мона Лиза!
Почему, прощаясь, он упомянул знаменитое полотно? Софи не могла ответить, но догадка ее пугала.
Эти его слова были не последними…
Неужели он просил ее подойти к картине? Не там ли дед оставил ей еще одно сообщение? Что ж, вполне вероятно. «Мона Лиза» висит в отдельном зале, доступ туда есть только из Большой галереи. Софи вдруг сообразила, что вход в этот зал находится всего в двадцати метрах от места, где нашли мертвого Соньера.
Оглянувшись на запасную лестницу, она почувствовала, что разрывается на части. Софи понимала, что нужно немедленно выводить Лэнгдона из музея, но инстинкт гнал ее к «Моне Лизе». Если деду требовалось сообщить ей какой-либо секрет, в мире не было более подходящего места, чем это.
– Она тут совсем рядом, – шептал ей дед, когда в первый раз привел Софи в крыло «Денон» и, сжав ее хрупкую детскую ручку, показывал ей музей уже после закрытия.
Ей тогда исполнилось шесть лет, и она, глядя на высокие потолки и вызывающий головокружение орнамент пола, чувствовала себя маленькой и ничтожной. Пустой музей ее пугал, хотя она не подавала вида, не хотела, чтобы дед об этом знал. Сжала зубы и выдернула руку.
Софи видела изображение Моны Лизы в книгах, и оно ей совершенно не нравилось. Она не понимала, почему люди так восхищаются этой картиной.
Она осмотрела узкое пространство «Зала государств», и ее взгляд остановился в центре правой стены, где за защитным стеклом висел одинокий портрет.
– Подойди, Софи, – пригласил дед. – Немногим выпадает удача побыть с ней наедине.
Поборов страх, девочка двинулась к картине. После всего, что она слышала о «Моне Лизе», у нее возникло чувство,