Маскарада.
Но большую часть времени, как ни странно, он был спокойный, пока в очередной раз не надевал кимоно и не давал себе волю. С возрастом копится много эмоций, и лучше всего выплескивать их на грейпфруты, которые сочно разлетаются от ударов вакидзаси. Это была наша игра – я их подкидывал, папа рубил. И каждый раз придумывал новый псевдояпонский неологизм.
Однажды он решил, что настоящий самурай должен быть гладковыбрит. И летом отец побрился. То есть полностью. Ощипанный Герман Юстас Шпиц. Он забыл, зачем решился на это. Оправдывался в итоге тем, что ему бы не помешал загар. Это моя любимая фотография, кстати, где он в кимоно и весь такой загорелый. Он тогда только усы себе оставил. Он же самурай.
Я смотрел на эту фотографию и грустил оттого, что до сих пор не знаю, куда пропал мой отец. До сих пор не знаю.
И когда он вернется, я уверен, мне будет казаться, будто он и не пропадал.
Когда он вернется.
Дикий Пёс
Прага – это город не только детства, но и хмурых славянских лиц, которые мечтают не о свежей булке с маком и крутых бедрах, а о постоянстве и западном прожекторе. Чехи получили постоянство, а когда я был маленький, в 80-х – до него было так же далеко, как прыщавому мальчику до первого поцелуя. Но чудеса случаются, а прыщи – не самое страшное, что может подарить молодость.
Мне же молодость кроме регулярного лечения от блох и голубиных бомбардировок подарила отличного товарища. Его звали Дикий Пёс, он был матерый индивидуалист и единственный друг моего отца. Породистая овчарка, и я до сих пор не знаю, как его зовут на самом деле. Он умел жонглировать фарфоровыми чашками, попадать монетками в узкие щели таксофонов, а в 90-е он научился пародировать голос Володарского и тоже занимался переводами. А вел себя Дикий Пёс так, словно он – Моисей и величайший из живущих на Земле альтруистов.
Не знаю, как на его Собачьей Планете, но здесь этот подход здорово помогал. Он умел наживать себе друзей, а враги никогда не воспринимали его всерьез. Он же пёс.
– Юстас, ты же хочешь, чтобы у нас, у людей, все было хорошо?
– Мы же собаки.
– Ну, так жить приходится с этими, двуногими. Им нужно обеспечить порядок, но чтобы они этого не замечали. Твои укусы в бок и смекалка нам пригодятся. Пока старик смекнет, молодой уже с бабой домой идет! – Дикий Пёс любил импровизированные поговорки, и его любовь иногда приходилась не к месту.
«Тайный штаб» Дикого Пса – это пара вешалок с пальто, две швабры и два детских стула. Никаких бумаг и прочего. Тогда он втайне посвятил меня в суперагенты и сказал, что их собачья сеть по обеспечению человеческой безопасности крайне децентрализована и что только в 2000-е придет тот, кто ее объединит.
До сих пор не могу понять, шутил он или нет, но тогда я искренне считал, что я – суперагент.
Все попытки Дикого Пса поменять мир сводились не к психотренингам, как у меня (я думал, что достаточно быть просто хорошей собакой, чтобы мир был в порядке). Дикий Пёс был человеком практики, а не теории. Он всегда появляется,