щекам, то их и вообще не видно…
Но глаза ее переполнились. Как два пруда, пережатые плотинами.
– Девушка, могу я вам помочь?
Полицейский был виден нечетко. Кажется, он смотрел с сочувствием.
Ивга мотнула головой и поспешно направилась к выходу.
Утро застало ее в обществе наяды из городского фонтана. Кутаясь в серую куртку – подарок Назара! – она пыталась удержать остатки тепла, не допустить за воротник ни струйки сырого воздуха, задержать дыхание; на голове у наяды сидел голубь, и лапы его соскальзывали, соскальзывали, срывались…
Временами Ивге казалось, что никакого голубя нет. Что это плод ее воображения, что вместо наяды белая скульптура изображает женщину, цепями привязанную к столбу, а у ног ее – каменные вязанки хвороста, по которым уже бежит, поднимается каменный огонь…
В затылке сидел вроде бы гвоздь. Сидел давно, и чувствовал себя все более и более вольготно. Врастал.
Заскрипели колеса; Ивга дернулась.
Сквозь раннее, почти безлюдное утро шла девочка в вытянутой кофте, из под которой выглядывало синее платье, похожее на школьную форму. Следом громыхала по асфальту ее яркая тележка.
– Горячие бутерброды, – сообщила девочка, хотя тележка была пуста и безжизненна.
Ивга облизала губы. Гвоздь в затылке ввинтился глубже.
– На вокзале больше не ночуй, – девочка зачем-то потрогала переносицу, и Ивга вдруг поняла, что ей не четырнадцать лет, а гораздо больше. – На тебя уже положили глаз… Нехорошие люди.
Ивга молчала, не опуская взгляда.
– Нехорошие люди делают нехорошее дело, бездомная девчонка – товар, который пропадает даром, – продавщица бутербродов усмехнулась краешком рта. – На вокзал не ходи.
Ивге сделалось страшно. Девчонка молчала и ухмылялась, и в глазах ее стоял готовый ответ на еще не заданный вопрос: ты знаешь, кто я. Потому что знаешь, кто ты сама. Вот и подумай…
Ведьма, матерая ведьма смотрела на Ивгу из тщедушного тела школьницы. По Ивгиной спине продрал мороз; чтобы побороть страх, она вообразила свою собеседницу на уроке математики. У доски, со щербатым мелком в тонкой руке, с серьезно закушенной губой…
Девочка, кажется, удивилась:
– Что смешного?..
– Ничего, – сказала Ивга, поспешно отводя глаза.
Девочка покатала взад-вперед свою тележку:
– Пойдешь со мной?
– Нет, – Ивга поднялась, почувствовав, какой тяжелой сделалась вдруг сумка. Разозлилась на собственную робость и добавила: – Я предпочитаю гетеросексуальные связи.
Гвоздь, больно угнездившийся в затылке, дернулся и заныл сильнее; вскинув сумку на плечо, Ивга быстро зашагала прочь, но слова, брошенные вслед, все равно догнали ее и больно ударили в спину:
– Тебе не из чего выбирать, дура. Хуже будет, если тебя сожгут безвинно.
Приступ паники прошел, оставив слабость в коленках и противный привкус во рту; Ивга села в трамвай и проехала два кольца, покуда