башки две-три снесет с плеч вражьих…
Миних заключил консилиум словами:
– Кабинетом государыни нашей битва при Ставучанах не предусмотрена. Генеральная дирекция остается прежней – на Хотин! Но коли на пути нашем Ставучаны встретились, то через эти вредные Ставучаны мы и пойдем на Хотин!
…
Четыре года войны и походов не истощили сил армии, не убили в ней духа к победе. Сейчас, обложенная стотысячным войском сераскира, эта великая армия нерушимо стояла на равнине, средь моря душистых цветов. Стояла – не сетуя, не волнуясь, ожидая лишь одного – приказа…
– Ну, чего там начальники наши? Договорились?
Офицеры сходились кучками, переговаривались:
– А турка пока не особо жмет.
– Чего жать? Мы же – в кольце у них.
Грамотеи знающие припоминали:
– Кольцо таково же было единожды. Под Прутом, когда турки армию нашу, заодно с Петром Великим, на капитуляцию вынудили. Того позора России не забыть, а второму позору уже не бывать…
– Хоть семь пядей во лбу, а выхода нет.
– Ломить станем. Проломим.
– Куда проломим-то?
– А хоть в ад… Обрушим стенку турецкую!
В войсках возникло движение. Тащили доски и тяжелые шанц-коробы. Солдаты гатили болотистые берега ручьев, за которыми начиналось взгорье. Кричащие канониры покатили пушки через гати – выше, выше, выше… Пальба мортирная вселяла веселость.
– Пошли! – махнул жезлом Миних. – Раскинь рогатки!
Три каре разом ощетинились рогатками. Колчак-баша послал вперед «беспощадных». С воем диким налетали они на русских, но лошади отпрядывали с разбегу перед стенкою каре, из которой торчали острые колья. Фальконеты добивали сброшенных с седел; из гущи войсковой, прямо из травы, отчаянно залпировали бойкие «близнята»… А в центре русской армии двигалась кордебаталия под командою генерал-аншефа Александра Румянцева. Со шпагою в руке шел генерал впереди солдат. Шляпу на глаза себе нахлобучил, и дождь обильно стекал с полей треуголки.
– Не спеши! – говорил он солдатам. – Все там будем…
Мерно идут солдаты в кордебаталии: шаг! шаг! шаг!
Визг янычарский был нестерпим. Полыхали клинки – в воде дождевой, в крови людской. Вот он, русский, – руби его. Но прямо в грудь янычару уперлась рогатка длиною в дерево, и острие ее жестью обито. А русский (из-за телеги каре) прицелился – трах!
– Еще один спекся…
На левом фланге грудью перли на врагов молодцы Аракчеева, и был генерал невыносимо страшен в бою. Жесткие волосы спадали ему на лоб, глаза свелись в две жгучие точки. И сейчас генерал Аракчеев был очень похож на тех же самых татар, противу которых он пер, противостоя врагу в ужасном единоборстве… Мушкеты били, как пушки, в страшной отдаче ломая ключицы солдатам. В руках фузилеров надсадно трещали фузеи, которые секли противника острыми кусками свинца.
– Ломи! – орал Аракчеев. – Только ломи, больше ничего и не надо от нас… Противу лому русского никто не устоит!
Сражение