Макдауэллом, всеми уважаемым, а с грязным оборванным бродягой бездомным без единого фартинга в кармане, коего я тебе назначу!
– Заметьте, лорд Гамильтон, – Макдауэлл возрадовался, – обещание сие Вы без принуждения дать изволили!
– Ах, так!! – воскликнула валькирия рыжая. – Тогда я согласна с выбором папеньки!
– Молодец, милая доченька! – воскликнула мать, подвоха не почуявшая.
– Тем более, – продолжила «милая доченька», – коли выбранного папенькой «грязного оборванного бродягу бездомного без единого фартинга в кармане» помыть, приодеть, поселить у меня и деньги на расходы карманные выдать, то никакому мистеру Макдауэллу, бриллиантами усыпанному за ним не угнаться!
– Не понял! – воскликнул несчастный отец. – То бишь понял, что согласна ты на предложение первого попавшегося офицера, но не понял, аки у девицы благородной воспитания завидного на сие наглости хватило!
– Сама дивлюсь, папенька!
Тут главу матери семейства гамильтоновского посетила (едва ли ни впервые!) мысль, кояя и была тут же озвучена:
– Господин капитан! Возьмите назад своё предложение скоропалительное, а коли Джейн, с цепи сорвавшаяся по причине пока не выясненной, возвращать оное откажется, то силу применить для ея же пользы дозволяем! И тогда граф Макдауэлл проявит великодушие, его славному роду свойственное и сделает вид, что Вы, краса и гордость армии аглицкой, здесь аки бы и не появлялись вовсе!
– Думаю, «господин капитан» на сие согласится с радостию превеликой! – ответствовал офицер.
– И я со своей стороны готов аки бы забыть сей инцидент прискорбный, – молвил граф Макдауэлл, – но об условиях сей забывчивости поговорю приватно с мистером Гамильтоном.
Тут дева прекрасная, предметом торга постыдного токмо что ставшая, таким взглядом военнослужащего армии аглицкой пронзила, что лишь твёрдость паркета дубового помешала последнему в преисподнюю провалиться. Засим произнесла гласом аки бы хвалебным:
– Особливо отметить желаю чистоплотность господина капитана, сапоги коего чисты не токмо у части видимой, но и у части подошвенной, ибо изволил он ноги вытереть о девушку беззащитную и обманутую вероломно!
Она бы ещё глаголила, но тут Джордж Гриффит вытянул вперёд длань с ладонью подъятой, что на языке жестов интернациональном, то бишь международном означает: «Помолчи, баба, мужчина глаголить будет!»
Аки ни горела девица желанием страстным довысказать недовысказанное, но любопытство сильнее гнева оказалось, и выполнила она пожелание Джорджа Гриффита невысказанное, то бишь замкнула уста свои.
– Вполне возможно, – начал офицер, – что «господин капитан» откажется от своего предложения, хотя я и не ведаю, кто он и в чём состоит предложение его! … И не след, господа уважаемые, перстами у висков Ваших крутить многозначительно, ибо пред поездкой во страну Вашу замечательную, но для нервной системы утомительную