жили не слишком далеко от нас, в том же районе: перебрались сюда лет восемь назад. По дороге я купила фруктов и, конечно, халвы: дядя Алик ее обожал, мог с легкостью в один присест уговорить полкило. Я ехала и вспоминала, как в детстве именно он водил меня в театр кукол. Папа почему-то не любил кукольные представления, и, наверное, если бы не дядя Алик, я бы на них никогда и не побывала. Раньше театр кукол находился в старинном здании бывшего монастыря, зал был маленький и тесный, но мне все равно там нравилось. Особенно интересным казалось фотографироваться в фойе с куклами из разных спектаклей: Мальвиной, Котом в сапогах, Красной Шапочкой, Шурале.
А еще дядя Алик рисовал для меня забавные картинки – зверей, птиц, рыбок. Всякий раз, когда он приходил к нам в гости, я тащила его к столу и заставляла браться за карандаш. Где-то на антресолях до сих пор лежит толстенный альбом, а в нем – тигры, белки, снегири, орлы, лисицы, волки. Интересно, что даже самые страшные хищники на рисунках дяди Алика выглядели безобидными и домашними.
Снегопад, к счастью, прекратился, улицы расчистили, и я добралась быстрее, чем ожидала. Дверь мне открыл сам Альберт Асадов. Зои Васильевны дома не было: она гостила у сестры. Взглянув на лучшего друга отца, я с трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть.
Невысокий, полненький, крепко сбитый, дядя Алик всегда напоминал мне Карлсона из мультика. Сейчас передо мной стояла тень прежнего «мужчины в самом расцвете сил»: совсем седой, изможденный, худой до прозрачности маленький старичок. Кожа сухая и желтая, губы посинели, глаза провалились. В довершение всего он опирался на палочку, и руки его заметно подрагивали.
Как ни старалась я скрыть потрясение, взгляд меня, судя по всему, выдал, потому что дядя Алик заметил с мягкой улыбой:
– Да, детка, выгляжу неважнецки. Сам-то к себе уже привык, а окружающие пугаются.
– Что вы, дядя Алик! – промямлила я. – С чего вы взяли? Я просто…
Но он только махнул рукой.
– Проходи, проходи, Динуша! Давай на кухне посидим. Мы, советские люди, привыкли все за кухонным столом обсуждать.
Я разделась, сняла сапоги и пошла за ним. Дядя Алик сел на маленький угловой диванчик, предоставив мне возможность похозяйничать. Я миллион раз бывала в этом доме, знала, где что лежит, и быстро выставила на стол чашки, налила нам чаю, достала из холодильника молоко. Вымыла принесенные фрукты, выложила в вазочку халву.
Он равнодушно глянул на любимое лакомство, но, перехватив мой озабоченный взгляд, тут же попытался изобразить удовольствие:
– Ну спасибо, детка! Знаешь чем побаловать!
Сказал – и нам обоим стало не по себе. Я не сумела сделать вид, что верю этому фальшивому оживлению, а дядя Алик, вероятно, смутился вымученности своего тона.
– Вы мне так и не сказали, что случилось. Почему попали в больницу? – проговорила я.
Он помолчал, пожевал губами, потом вздохнул, словно решившись на что-то, и ответил:
– Небольшой сердечный приступ. Но ничего, обошлось. А вообще, у меня, детка, рак желудка. Ты не пугайся, – быстро проговорил он, заметив ужас