дверь с красно-синей витражной вставкой сверху, слегка перекошенной; круглые удивленные глаза – два окна-иллюминатора по бокам; длинный нос – узкое, с частым переплетением рамы и сглаженными углами окно выпуклого толстого тонированного стекла с первого этажа на второй. И крыша как остроконечная красная шапочка гнома с ушками – двумя каминными трубами, украшенная ажурным коньком и флажком-флюгером. Дом когда-то нарисовал их отец и, несмотря на протесты супруги, долго искал архитектора, который согласится воплотить это чудо. Он называл свое детище «кривой модерн» и все время цитировал одного сумасшедшего архитектора, который считал, что прямые линии и углы не имеют права на существование. Природа извилиста, говорил отец, искусство следует природе, эрго, искусство тоже извилисто. Как жизнь. Мама только качала головой. Однажды она сказала, что отец сошел с ума из-за своей циркачки и у Татки дурная наследственность…
Их встречали. Володя стоял на крыльце с цветами. Вера поморщилась – идиотская затея, какие цветы! Тоже мне, семейное торжество. Прост как грабли…
– Добро пожаловать, – сказал Володя, протягивая цветы Татке. – А я уже стал беспокоиться, вас нет и нет!
Тон у него был нарочито бодрый, чувствовалось, однако, что он смущен. Вера, подавив раздражение, бросила, обернувшись к сестре:
– Возьми, это тебе!
Татка взяла цветы, уставилась. На лице не промелькнуло ровным счетом ничего. Она смотрела на цветы, неловко держа их перед собой. Казалось, она не понимает, что это и что с этим делать.
Вера и Володя переглянулись, и Вера пожала плечами. Володя отступил, пропуская девушек. Они вошли.
– Господи, как я устала! – простонала Вера, сбрасывая туфли на высоких каблуках. – Я к себе. Володя, покажи Татке ее комнату.
– Не задерживайся, я накрыл стол в гостиной, буду кормить вас. Таня, где твои вещи?
– Не нужно! – поспешно сказала Вера. – Я все приготовила. Пусть примет душ.
Она не обратилась к сестре прямо, она говорила о ней в третьем лице. «Пусть примет душ…» Как о малом ребенке или о животном.
– Конечно, Верочка. Пошли, Таня! – Володя тронул локоть Татки. Она дернулась, как от удара, и отступила.
Вера босиком побежала к себе на второй этаж, Татка и Володя остались в большой прихожей. Татка озиралась, подолгу задерживая взгляд на деревянных панелях, оленьих рогах, высоких шкафах темного дерева. Узнавала и не узнавала…
– Это твой дом, – сказал ни с того ни с сего Володя.
Он чувствовал неловкость и разочарование. Татка оказалась совсем не такой, какой он ее себе представлял. Не коварная красотка-злодейка из рассказов Веры, а потухшее бесполое существо без возраста.
Она не ответила.
– Пошли, твоя комната там, – он махнул рукой, стараясь не прикоснуться к ней, не желая спугнуть, и еще что-то было… неуверенность, опасение, даже страх, возможно – женщина, стоявшая посреди прихожей, была чужой, неуместной здесь и ненужной; он невольно посочувствовал