приходится наблюдать «комические сценки» да «цирковые номера», и там, где требуется серьезный подход к делу, мы наблюдаем, одним словом, балаган!
– Дорогой Вальдемар, не беспокойся, тебя я знаю, как облупленного, да и балаганов перевидал великое множество, ты лучше расскажи нам о своих путеводных звездах…
– Я ему такую путеводную звезду устрою! Пусть даже и не мечтает! – гневно заключила свояченица и стала справляться у моей жены про рецепт пирога, испеченного Аксиньей.
Итак, рассказав в двух словах нам о своем новом назначении, выслушав от жены в свой адрес уйму любезностей и с жадностью опрокинув стакан-другой, Вальдемар воспользовался тем, что дамы оставили нас и вышли на кухню, дать ценные указания кухарке (моей вдруг почудилось, что Аксинья недопекла пирог).
– Уединимся на пару часов, есть разговор, – сказал он, помахав початой бутылью с коньяком, в которой маняще заплескалась волшебная жидкость, и заговорчески подмигнул мне.
– А мы что, по-твоему, тут делаем?
– Тет-а-тет, мой друг! Без лишних ушей… Дело государственной важности!
– Прямо таки государственной?
– Практически…
– Ладно, уговорил.
Мы взяли с собой немного закуски и удалились в мой кабинет.
– Располагайся, – предложил я, усаживаясь на видавший виды диван с потрескавшейся от времени кожей и уже едва заметным золотым тиснением. Расположив на большом круглом столе с массивными ножками в виде львиных лап закуску и коньяк, Вальдемар уселся.
– Хорошо-то как, тепло, – он небрежно плеснул себе коньяку, с удовольствием протягивая ноги к камину. – Я смотрю, плохи не только мои дела?
– Ты это о чем?
– Сам знаешь… Твоя-то на тебя волком смотрит… и ерничает всё время… Не нравится мне это, небось замыслила чего…
– А ты думаешь, мне нравится! Но что я могу поделать?
– Твоя жена, тебе видней…
– Это кто бы говорил!
– Да уж…
– Се ля ви!
Вальдемар замолчал, с деловым видом жуя ветчину.
– Плохо, что у вас детей нет, очень плохо… Если бы не дети, моя давно бы от меня ушла. Ей богу! А может это и к лучшему… Хорошая ветчина, знатная! Вели подать еще, давно такой вкуснятины не пробовал.
Я позвал Аксинью и распорядился, чтобы она принесла ветчины и хлеба. Когда продукты были на столе, а Аксинья, добродушно улыбаясь мне, вышла, Вальдемар спросил:
– Чего это она на тебя так смотрит? Как ни приду, всё вьется вокруг тебя, как плющ… Ай-ай! Чую, из-за нее и мне достанется…
– Ты-то тут при чем?
– Как это ни при чем! Если твоя уйдет от тебя, ее примеру последует и моя квоша… Неужто, не ясно?
– А как же дети?
– Так она ж, дуреха, сначала уйдет, а потом подумает… и то не факт…
– Не знаю, по мне, так Аксинья – хорошая девка, добрая… – произнес я, игнорируя последние слова Вальдемара.
– На месте