блокнот, его рука была отбита точным ударом охранника и улетела назад, словно теннисный мяч.
– План «Б», – сказал Корнеев сдавленным голосом. – Давай, устрой представление.
Сандра Барр продолжала подмахивать свои фотоснимки черным фломастером, который ей подсунули ассистенты. Рядом в широких шортах и футболке стоял Майк Фергюссон – высокий, тощий тип с мосластыми коленками, похожий на благообразную лошадь. У него было восторженное лицо подростка, пробравшегося в стриптиз-клуб. Вероятно, он полагал, что вскоре начнутся чудеса – появятся и разливисто запоют бабы в расписных кокошниках, запляшут скоморохи.
План «Б»! Лайма прикусила губу. Ее снедало отчаяние. Что же делать? Разве что подраться с кем-нибудь? Или заорать? Даже в страшном сне ей не могло присниться, что придется вопить во всю глотку ни с того ни с сего. Окружающие решат, что она чокнутая, позвонят в больницу, и за ней приедут санитары с любовно расправленной смирительной рубашкой. Лучше пусть заорет кто-нибудь другой, решила Лайма. Вот хотя бы этот бритый тип перед ней. А ее задача – заставить его это сделать. Она обзовет его каким-нибудь ужасным словом, он набросится на нее с кулаками, и охранники моментально нацелятся на них.
Ругаться она не любила и не умела, хотя многие женщины не стеснялись в выражениях и порой выдавали такое, от чего у самых отвратительных сквернословов отнимался язык. Вообще, полагала Лайма, хамство – это наркотик. Стоит один раз нахамить окружающим, и для хорошего самочувствия будут требоваться все большие и большие дозы.
Человек, на которого она положила глаз, оказался репортером «Зеркала мира» Романом Крупицыным. Крупицын не считал себя ни циничным, ни безнравственным. Просто со временем поверх первой, уязвимой, у него наросла вторая кожа – толстая, как у бегемота. И с тех пор ко многим вещам он сделался совершенно нечувствительным. Так, например, Роман придумал хитрый способ добиться привилегированного положения среди коллег и изготовил для себя яркий бэджик, напечатав на нем крупными буквами: «Я – ГЛУХОНЕМОЙ». Люди стали относиться к нему совсем иначе – более внимательно. Они повсюду пропускали его, оказывали помощь, и единственное, что нужно было делать Крупицыну, – это молчать. Вот и сейчас, попав в первый ряд журналистов и снимая Сандру Барр, он откровенно радовался своей выдумке. Ай да молодец Рома, ай да умница!
Лайма не видела бэджик, потому что подошла сзади. По прихоти судьбы именно Крупицына избрала она своей жертвой. Зная, что мужчины мгновенно реагируют на оскорбления, подтолкнула его локтем и негромко сказала:
– Эй, козел! Загораживаешь вид.
Козел замер, но не обернулся и через секунду с удвоенным усердием принялся щелкать затвором.
– Я к тебе обращаюсь, козел! – продолжала упорствовать Лайма, удивляясь, что жертва не купилась на первый же выпад. Подумала и добавила: – Вонючий козел!
Поскольку бритый не отвечал, Лайма слегка повысила голос:
– Отвратительный лохматый козел.
В