Коллонтай. У жен большевиков (кроме Дзержинского, Калинина и Сталина) были свои салоны, где те интеллигенты, которые еще не эмигрировали или не скрылись, искали протекции. Таким образом, Троцкий, Зиновьев, Каменев, Радек и Бухарин, не говоря уж о Ленине, стали покровителями, чьи подопечные, друзья, советники, поклонники и просители сплотились – еще до окончания Гражданской войны – в какой-то новый класс привилегированных приживальщиков, революционную интеллигенцию. У этого процесса, конечно, была обратная сторона. Поэтесса Лариса Рейснер, которая флиртовала с Блоком и Мандельштамом и некоторое время жила с Гумилевым, стала, как только вспыхнула революция, сожительницей Федора Раскольникова, командира петроградских матросов, а затем женой самого остроумного и циничного из большевистских руководителей, Карла Радека. Но она никогда не порывала своих связей с миром поэтов и покровительствовала аполитичным аутсайдерам, например Ахматовой и Мандельштаму.
Эти полуреволюционные, полудекадентские буржуазные круги были чужды Сталину. Единственным интеллигентом, с которым Сталин мог говорить по душам, пока не достиг высшей власти, был Демьян Бедный. Девушка, на которой Сталин женился, совсем не годилась в союзницы – она связывала его только с маловлиятельными Аллилуевыми. Даже у подчиненных Сталина, Молотова и Ворошилова, жены обладали более широкими связями.
У Сталина, однако, было одно преимущество, с помощью которого он располагал товарищей к себе, – кавказские контакты. Кроме Серго Орджоникидзе он тепло дружил с Нестором Лакобой, абхазским лидером, знаменитым своей полной глухотой и орлиной зоркостью. При помощи Сталина скромный и хорошо образованный Лакоба отделил свою родину от Грузии и превратил ее в остров благополучия на Кавказе, опустошенном войной. Большевики сознательно терпели политику Лакобы, которая состояла в уклонении от чисток, расстрелов, даже от насаждения социализма, так как только благодаря этому дворцы и особняки на Черноморском побережье еще стояли неразграбленными и неразрушенными. Сталин приглашал Лакобу к себе в Зубалово на дачу (50).
Когда физическое и душевное здоровье Дзержинского ухудшилось и он наконец согласился на ежегодный отпуск, Сталин начал отправлять и его, и других главных чекистов к Лакобе на отдых (51). 25 сентября 1922 г. Орджоникидзе извещал Лакобу:
«Дорогой тов. Лакоба! Могилевский и Атарбеков тебе наверное уже сообщили о том, что тт. Дзержинский, Ягода и другие едут в гости к тебе на два месяца. Надо их поместить в лучшем (чистом, без насекомых, с отоплением, освещением и т. д.) особняке у самого берега моря. Быть во всех отношениях достойными абхазцу гостеприимными хозяевами, в чем у меня нет никакого сомнения. Подробнее расскажет податель сего. Будь здоров. Крепко жму твою руку» (52).
После десятилетий лишений и безвылазного бдения в темных камерах и кабинетах кавказское гостеприимство очаровало даже сурового Дзержинского. Лакоба, который еще пятнадцать лет будет оставаться