осколки вынимали, бросали в таз. Время от времени выныривая из наркозного омута, он думал, что всё это происходит на передовой, в военно-полевой, наспех поставленной палатке, где нет нормальных условий для операции. И хирургические лампы, глазасто и ярко горящие, казались коптилками, сделанными из артиллерийских снарядов.
Примерно через сутки, когда больной очнулся, главный врач рассказал, как прошла операция.
– Всё хорошо, а могло быть и лучше, – говорил Рассохин, – был бы тут приличный заграничный микроскоп, так мы бы вас заштопали – завтра хоть танцуй.
Старый солдат посмотрел на свою ногу, спелёнатую свежими бинтами и словно обсыпанную крупными раздавленными ягодами, уже подсохшими.
– Ничего, и так сойдёт. – Он поморщился. – Вот угораздило.
– Да-а! – Главный врач покачал головой. – Пустовойко сказал, вы наступили на мину?
– Нет, на коровью лепёху. – Больной усмехнулся, поцарапал крепкий подбородок, успевший густо ощетиниться. – Сколько лет она, курва, там пролежала. Как, скажи, специально меня караулила.
– Судьба! – Жизнелюб Иваныч развёл аккуратно ухоженными руками, какие бывают только у хирургов или музыкантов.
– Судьба, мать её, – согласился больной. – Это хорошо, что я, старый конь, подорвался. А если бы кто молодой? Представляешь? Всё хозяйство взлетело б на воздух. Так что нету худа без бобра.
– Без добра, вы хотели сказать? – Без бобра.
– Ну, что ж, пусть будет так. – Рассохин подумал, что старый солдат заговаривается. – Это хорошо, что вас ещё заметили на «Волге». Привезли.
– Меня, сынок, повсюду замечали – и на Волге, и на Днепре.
– Весёлый человек вы, Степан Солдатеич. Это хорошо, скорей поправитесь.
– Хорошо, конечно. Мне повезло.
– Да что вы говорите? Не дай Бог – везение такое. – Нет, Жизнелюб Иваныч, ты не понял. Когда мина взрывается – нога, на неё наступившая, обычно отрывается на х… – Больной покашлял. – Ну, в общем, до колена, короче говоря. А что происходит с другою ногой – это уже зависит от того, как ты шёл или бежал. Можно и второй ноги лишиться. А кроме этого – ударная волна вышибает сознание и вгоняет в задницу остатки башмаков. Вот так-то. А у меня – сам видел – как-то обошлось. И получилось это, скорее всего, почему, что я наступил не на мину, а на камень, который под землёй лежал на этой проклятущей мине. Так что меня зацепило только осколками камня. Вот я и говорю, что повезло.
– Не знаю, не знаю. – Врач был не согласен с таким «везением». – Хорошо, что Пустовойко поблизости оказался, а иначе…
Вы просто могли бы скончаться от болевого шока, от потери крови. А зачем вы, простите, пошли на поля? Что искали?
– Счастье. – Стародубцев криворото хмыкнул. – Я там каждое лето ходил и ничего, а тут…
Он простонал и отвернулся – голова ещё от слабости кружилась.
– Ладно, отдыхайте. – Главный врач собрался уходить. –